Я повернулась, не зная, остаться или выйти. Сделала несколько шагов к двери. Поглядела на факс в приемной, поздоровалась с секретарем. Пожевала губу. Посвистела. Посмотрела в угол, где сидели студенты Эмерсо-новского колледжа и Северо-Восточного университета. Предполагалось, что они должны разбирать почту и расшифровывать пленки. Но вместо этого ребята в основном звонили в другие города за счет безлимитного кредита газеты. Одна практикантка с носом-буравчиком, в длинной юбке, беспрестанно повторяла в трубку одно и то же. А затем сделала мне знак подойти. Я повиновалась, поскольку не оставалось ничего иного. Чак между тем снова захихикал – его ноги подергивались, словно короткие резиновые жгуты.– Вы Николь Гарсиа? – спросила меня практикантка.– Нет, я Лорен Фернандес. – Меня постоянно путают с еще одной в этом здании латиноамериканкой.– Извините, – покраснела практикантка. – Но вы ведь говорите по-испански?Я кивнула и смутилась. Но какая, в конце концов, это ложь?Взяла трубку, приложила к уху и услышала гудки машин.– «Бостон газетт».– Мне, пожалуйста, Лорен Фернандес.– Yo soy Лорен. – Я дала ему знать, что он нашел того, кого искал. Десятый класс, мистер Джеймс, испанский, первый этаж, школа Бенжамина Франклина, Карлтон-стрит, недалеко от поворота на Сент– Чарлз. Yo soy, tu eres, e'les, ella es, nosotrossomos, ellos son Спряжение испанского глагола «быть»

. Прогулки после занятий с Бенджи и Санди в «Бургер-кинг», угоститься картошкой фри, поездки на рынок Эсп-ри, потратить все заработанные сидением с детьми деньги на пластиковые сумочки и полотняные тапочки в «Джак-се», посмотреть нареку. Заигрывание с креольскими мальчишками в шортах регби, потому что они такие забавные. Yo soy, tu eres, e'les… Какое там было еще слово? Vosotros? Обращение к нескольким лицам. В Испании распространено до сих пор; в Латинской Америке почти исчезло

Интересно, оно еще употребляется? Человек на другом конце провода начал орать на меня скороговоркой по-испански. Я ухватила совсем немногое, но мне показалось, что ему не понравился материал о сексуальных нравах на параде в честь дня Пуэрто-Рико.– Напишите письмо редактору, – предложила я и обернулась. Чак повесил трубку. Его привело в раздражение, что я не застыла на жестком стуле напротив его стола и не ждала мудрейших советов по нашим журналистским делам.Чак поднялся и повернулся к двери, демонстрируя коллективу брюки цвета хаки на подтяжках. Именно так, милейшие дамы и господа, – на подтяжках. Всем своим видом начальник показывал, что мое место отнюдь не у телефона практикантки.– Спешу изо всех сил, – пропела я, извинилась перед звонившим и, отдав трубку ошарашенной студентке, повернулась к Чаку. Тот приветствовал меня, засунув руки глубоко в карманы и раскачиваясь на месте.– Какого рожна вы тут делаете? Треплетесь с Кастро?Мне следовало бы рассмеяться. Но когда я пыталась смеяться над его шутками, это всегда выглядело таким вымученным, что Чак принимал обиженный вид. Наконец я прекратила всякие попытки – хотя бы ради того, чтобы не наживать новых морщинок у глаз.– Садитесь, – предложил Чак. Стеклянный журнальный столик между моим стулом и его необъятным столом был завален журналами мод. В одном углу валялась «Нью-Йорк таймс», в другом – «Вашингтон пост». Такова уж манера второсортных редакторов планировать материал: извлекать мысли из других изданий. И если те утверждают, что новость «жареная», значит, она «жареная». Притом употреблять именно это словцо – «жареная».Я заметила на столе Чака под пачкой газет номера «Плейбоя». Несколько номеров. Засаленные и потрепанные, словно их постоянно разглядывали. Я не хотела об этом думать.– Чак, что это такое? – спросила я и показала пальцем.Он стал еще нервознее, рассмеялся и дрожащей рукой перемешал предметы на столе.– Ах это… Осталось от материала Боба о том огромном борце из Фрамингэма, о котором писал «Плейбой». Ничего особенного. А другие лежат после статьи Джейка о Нэнси Синатра. Так сказать, производственные отходы. Интересно… Прочитав статью, я задумался: неужели фотографии подлинные? Дама в ее возрасте! Господи, она, наверное, старше моей жены!Я положила ногу на ногу и стала вспоминать всякие вкусненькие вещи в витринах магазина Кеннет Коул.Сплела пальцы и, изучив кончики ногтей, решила, что они слишком отросли: необходимо сделать маникюр. Вздохнула и, стараясь казаться естественнее, выпрямилась на стуле.– Ну, как дела? – спросил Чак. – Всем довольны?В его устах это был не столько вопрос, сколько указание. Мне следовало радоваться. Все радовались в мирке Чака. Улыбались от несварения жизни, конфет, шампанского и вождения иностранной машины.– Вот и славно, – кивнул Чак.Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Мне в самом деле кажется, что он меня ненавидит. Затем Чак снова положил ноги в кроссовках на стол и закинул руки за голову. Несмотря на складки в уголках глаз, он все еще выглядел свежим, словно только что из теннисного клуба.– Мне надо кое о чем спросить вас. – Обычное вступление к псевдодуховной порке, которой я регулярно подвергаюсь. У меня заныли шея, голова, левый глаз. – Я получаю много писем и звонков, – продолжал Чак, – по поводу вашего последнего материала о подружке-музыкантше, индейцах, геноциде и… прочем таком.– И что?– Хочу поговорить с вами как друг, а не как начальник. – Ох-хо-хо… – Вы хороший автор, сильный автор. Поэтому вас здесь держат.– Но…– Но ваши суждения подчас слишком резки, и вы всеми силами навязываете свою точку зрения.– Неужели?– По-моему, то, что произошло в Новой Англии или Мексике, нельзя назвать геноцидом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110