Утром Мэтью позвонил ей сам. Она не успела придумать, какой принять тон в разговоре с ним, как он уже произнес спокойно и деловито:
— Если ты сумеешь зайти сегодня на час, то я закончу его наконец. В общем-то портрет и так уже почти готов, остались лишь последние штрихи.
— Часа в три мне было бы удобно, — быстро сказала она.
— Я заеду за тобой.
— Нет, не надо, я приеду сама, — ответила Эдит. Незачем продлевать время общения. Она зайдет, он нанесет на портрет свои последние штрихи, и все. Может быть, она выпьет у него чашку кофе. Но, пожалуй, лучше обойтись без этого.
Не успела она попрощаться и положить трубку, как тут же позвонил Сесил:
— Привет, дорогая, чем занимаешься? Как твоя голова? — спросил он проникновенным голосом.
— Уже гораздо лучше, спасибо.
— Слушай, — начал он, переходя на требовательный тон. — Когда ты разделаешься с портретом, давай все же встретимся. Неужели я тебя не увижу целый день? Ты что же, собираешься ужинать в одиночестве?
— Нет, Сесил, — твердо сказала она. — У меня накопились домашние дела. И квартиру нужно убрать к приезду родителей. Увидимся в понедельник, хорошо?
Сесил что-то недовольно проворчал, но настаивать не стал. Раньше она никогда не смогла бы говорить с ним так спокойно и решительно.
Повесив трубку, Эдит почувствовала, что довольна собой хотя бы в этом отношении.
Она разогрела на ланч упаковку тушеных овощей, выпила кофе, к которому в последнее время основательно пристрастилась, и прошла в спальню. Стоило ей открыть шкаф, как в глаза сразу бросился зеленый шелковый костюм, в котором она с Мэтью ездила к его отцу. Прекрасно, в нем она пойдет и на последний сеанс.
Эдит не спеша оделась, закрутила волосы на затылке, подкрасила губы и ресницы. До дома Мэтью на Хокстон-стрит она добиралась на автобусе. Он сразу открыл дверь, словно уже давно поджидал ее.
В студии ничего не изменилось, только у окна стоял на мольберте подрамник с натянутым на него холстом. Эдит сразу двинулась вперед, чтобы взглянуть на портрет, но Мэтью преградил ей дорогу.
— Нет-нет, портрет можно будет увидеть, только когда он уже совсем будет готов, — сказал он, и от взгляда его серых непроницаемых глаз ей сделалось жарко. — Садись на диван, ешь виноград и чувствуй себя абсолютно свободно.
Я просто кое-где положу погуще тени и сделаю поярче солнечные блики, — сказал он нейтральным тоном.
— Интересно, действие происходит на лесной опушке? — пробормотала она, усаживаясь на диван.
На столе стояла ваза с желтым крупным виноградом и персиками. Она съела ягодку, из-под ресниц поглядывая на Мэтью. Как он спокоен, абсолютно невозмутим. И как ей только могло показаться… Для него все равно — она здесь или любая другая натурщица. У нее задрожала рука, которой она потянулась к вазе, и она нахмурилась. Сейчас он закончит портрет, и они никогда не увидятся…
Она завороженно следила за его точными движениями. Мэтью орудовал маленькой кисточкой, наносил мазки точечными прикосновениями. Легкие мазки. Его взгляд перебегал с ее лица на холст, но этот взгляд по-прежнему не выражал никаких эмоций.., так казалось Эдит.
Вот его глаза остановились на ней немного дольше, и в их переливающейся серой глубине словно что-то шевельнулось. Но ресницы опустились, и заветное слово не слетело с губ.
Эдит вдруг поняла, что всеми силами своей души жаждет, чтобы он произнес это слово. Вот если сейчас он скажет, что любит ее, она бросит все и пойдет за ним куда угодно. До края света — совсем ничтожное расстояние, почему это выражение считается классическим, когда хотят подчеркнуть дальность пути, тяжесть жертвы? Можно еще добавить — в огонь и в воду, и это не будет преувеличением…
Она теперь смотрела не отрываясь на него и ждала — малейшего знака, движения бровей, кончиков губ… Он медленно положил кисть на подоконник, отступил на шаг и оценивающе оглядел портрет. И удовлетворенно кивнул.
Он художник, а она для него только модель!
Эдит медленно поднялась.
— Видимо, это конец?
— До завтра он будет сохнуть, — поспешно произнес Мэтью, загораживая холст собой, но Эдит теперь и не пыталась посмотреть. — Я завезу его к тебе вечером. Часов в восемь подойдет?
— Возможно, завтра я буду занята, — медленно сказала она, прямо глядя ему в глаза и чувствуя, как холодеет сердце. Если сейчас они ничего не скажут друг другу, то и никогда не скажут. Если не сейчас… — Оставь лучше портрет у консьержки, я предупрежу ее.
Может быть, услышав, что они могут больше не увидеться, он заговорит наконец?!
— Хорошо, — легко согласился он. — Хочешь перед уходом выпить кофе?
— Я.., нет, спасибо, не стоит. И еще.., бабушка просила узнать, сколько она должна тебе за работу?
Это был глупый вопрос, и Эдит задала его от отчаяния. Бабушка ни о чем таком ее не просила.
— Миссис Грэхем знает, что это подарок, — сухо ответил он, хотя по его лицу совсем непонятно было, обиделся он или просто подтверждает факт.
— Да, конечно, извини. — Они стояли и молчали, и у Эдит в голове промелькнула сумасшедшая мысль. Что, если вот сию секунду сказать ему все? Я тебя любою, Мэтью! Если это не любовь, то я вообще не знаю, что она такое.
Если я нужна тебе, я останусь с тобой навсегда.., или до тех пор, пока не надоем тебе.
Он улыбнулся довольно равнодушно, только в серых глазах снова мелькнула какая-то тень.
— Я подвезу тебя до дома?
— Нет, я хочу пройтись пешком, — ответила она как можно равнодушнее. Вот и все.
Они подошли к двери, он открыл ее.
— Эдит!
Она стремительно обернулась и увидела очень близко его лицо с прямыми темными бровями, изящными скулами и губами, на которых сейчас не было и тени улыбки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49