В течение двух недель церковь была полна детей — и ничто другое его не волновало. Она забыла об этом, когда вела передачу, иначе не переживала бы так сильно. К тому же отец редко слушал радио. У него просто не оставалось на это времени.И возможно, поэтому сегодняшнее утро самый подходящий момент, внезапно подумала Стефани. Она сможет прийти домой и обсудить злосчастную передачу с матерью. С ней всегда было легче иметь дело, чем с отцом.Схватив портфель, Стефани вышла из дому и заперла за собой дверь. Пять минут спустя она проехала мимо лачуги Фрэнка, по привычке взглянув на пыльную подъездную дорожку. Краем глаза она заметила синий джип с открытым кузовом, но больше ничего за дубами рассмотреть не удалось. Если Мартин Эббот нормальный человек, то сейчас он должен быть в постели, предположила она.Одной этой мысли оказалось достаточно ее разыгравшемуся вдруг воображению. Оно мгновенно нарисовало образ высокого журналиста, полуприкрытого простыней. С обнаженной грудью, с растрепанными волосами и с призывной улыбкой на губах… От этой картины, пусть даже мысленной, у Стефани тут же перехватило дыхание, а сердце забилось с бешеной скоростью. Конечно же в постели он был не один. Она лежала рядом, собственнически забросив на него ногу. Воображение работало не останавливаясь. Вот она протянула руку и провела по его груди…Стефани тряхнула головой, надеясь прогнать видение, но безрезультатно. Только затормозив перед домом родителей, она наконец-то справилась с наваждением.Антония Митчелл встретила дочь в дверях дома, где та выросла. Она держала в руках большую розовую миску с торчащей из нее пластмассовой ложкой. Седые волосы блестели на ярком утреннем солнце.— Я увидела из кухни, как ты подъезжаешь, — с улыбкой сказала Антония. — Какая приятная неожиданность! Ты редко заглядываешь к нам до работы. — Мать протянула ей миску. — Я делаю французские тосты. Хочешь?У Стефани потекли слюнки, но отвечать она не торопилась.— Папа дома? — прежде обеспокоенно спросила она.— Увы, он уже уехал. Я проголодалась и подумала: а почему бы и нет? Я ведь могу приготовить французские тосты и для себя одной, не правда ли?Стефани с улыбкой кивнула, испытывая большее облегчение, чем можно было бы предположить.— Французские тосты — это чудесно! Я составлю тебе компанию.Они вошли в прохладный полутемный холл и направились в кухню, при этом Антония говорила без умолку. Стефани не мешала ей, но за этим не совсем естественным оживлением чувствовала, что мать нервничает. К тому моменту, когда тосты были готовы и они сели за стол, Стефани уже была уверена, что Антония слышала передачу и ждет, пока дочь сама заговорит о ней.Кусочек хрустящего тоста, политого сладким кленовым сиропом, стал у нее поперек горла. С трудом проглотив его, Стефани отложила вилку и посмотрела на мать.— Мам, у меня была причина заехать к вам сегодня утром. Я… я хотела узнать, слышала ли ты…— Я слышала передачу, — сказала Антония. — Мардж позвонила вчера и отменила игру в бридж из-за сильнейшего приступа мигрени, поэтому я осталась дома. — Антония Митчелл тоже положила вилку на белоснежную салфетку, постеленную под тарелкой. Ее голос и лицо оставались бесстрастными. — Я прослушала ее от начала до конца.Стефани поежилась, ее просто мутило от волнения.— А папа?— Нет. Он не слушал. Я рассказала ему. А сегодня, не сомневаюсь, он узнает о ней еще больше.Дальнейшие объяснения не требовались. Стефани поняла, что имеет в виду мать. Телефонные провода в Стонвилле, наверное, дымятся — настолько они перегружены.Стефани подождала, не скажет ли мать чего-нибудь еще, но та молчала. О чем она думает? Ищет слова, чтобы отречься от дочери? Сказать ей, насколько она разочарована в ней?Наконец Антония заговорила, и ее мягкие щеки при этом слегка порозовели.— Стефани, солнышко, я… Мне интересно… Не то чтобы это имеет значение, но… неужели теперь действительно производят презервативы с этими самыми щетинками?Стефани изумленно уставилась на мать. Где-то в подсознании гремели литавры.— Стефани?— А, да… я здесь.Мать выжидающе смотрела на нее.— Ну?— Хмм… Да, мам, производят. И разноцветные, и с ворсинками, и ребристые — любые, какие ты только можешь представить, и даже такие, какие представить не можешь.Прежде чем она успела продолжить, мать снова заговорила:— А та, другая женщина, которая хотела, чтобы парень привязал ее к кровати? Неужели многие молодые люди занимаются такими вещами?Разговор приобрел настолько фантастический оборот, что Стефани казалось, будто она поднялась вместе со стулом и смотрит на них обеих с высоты белого пластикового абажура, который отец повесил над столом, когда она училась в пятом классе. Это было невероятно, но мать вовсе не казалась расстроенной, в ее глазах светилось лишь любопытство. Что происходит? Что за бес вселился в ее мать?— Они используют веревку вроде той, которую ты купила месяц назад в универмаге, или что-то специальное?— Можно использовать все, что тебе нравится, — не задумываясь ответила Стефани. Голова у нее шла кругом. — Бархатные шнуры, шарфы, цепи… Вряд ли существуют строгие правила, когда дело касается предварительных игр.— Предварительных игр… хмм… Услышать такие слова из уст матери — это было уже слишком. Стефани резко встала и отнесла свою тарелку к раковине. Что случилось? Почему мать задает все эти вопросы, вместо того чтобы обвинять ее в том, что она испортила жизнь родителям? Глубоко вдохнув, Стефани повернулась и посмотрела на Антонию.— Эта программа… Она не возмутила тебя? Мать казалась удивленной.— Возмутила? Господи, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40