Меня ведь никто из женщин не понимает так, как ты.— Вот спасибо! Дожила-таки! Наконец услышала это!— Как будто ты сама не знала никогда. Ты очень важный для меня человек.— Неужели? Важный — это как?— Да отстань ты от меня со своими подколками. Сама же все знаешь про нас…— Димка, я ничего не знаю! Уже тридцать лет не знаю! Кроме того, что ты уже трижды женился, развелся, нарожал детей, а моя судьба — только всегда стоять за спиной твоих жен!— Когда это ты за спиной стояла? Ты всегда в моей жизни была особенная…— Димка, ты любишь меня?— Начинается сказка про белого бычка. Ну люблю, люблю, конечно. Дурацкий вопрос.— Тогда почему у нас все так?..— Потому, что я не хочу портить тебе жизнь. Слишком сильно люблю, чтобы жениться. Посмотри на меня: мужчина под сорок, лысый, почти развалина… Зачем тебе такой? У тебя есть молодой и здоровенный! Гораздо лучше, чем я.— Димка, Димочка, мне все равно, как ты выглядишь. Мне больше никто не нужен! Я люблю тебя тридцать лет. Разве возраст главное?— А что главное?— Совсем другое. Чувства…— Все вы, женщины, такие. Чуть что — сразу чувства. Как будто на них можно что-то построить. Слушай, что мы тут сидим? Поедем ко мне, выпьем чаю. Меня знобит что-то от этих разговоров.— Поедем — куда?— А я квартиру купил. Ты не знаешь, что ли? Да той самой нашей улице… Прямо рядом с домом твоей мамы.Маринка посмотрела на него потрясенно. Словно завороженная, легко села, как и много лет назад, на багажник велосипеда, и они поехали.— Постой, постой! — в какой-то момент закричала Маринка. — Мы же не туда едем!— Как это — не туда? — Димка от удивления остановился и обернулся. — Я еду к твоему дому, рядом с нашей школой, где твоя мама живет.— Да она там уже несколько лет не живет! — удивленно сказала Маринка. — Они переехали в новостройки, в другой конец города.— Переехали? — расстроенно переспросил Димка. — А я и не знал. Зачем же я тогда квартиру купил?Соловьев не солгал: окна его новой квартиры выходили прямо на дом, где когда-то жила Маринка. Если взять самый простой бинокль, можно спокойно рассмотреть все, что делается в окнах напротив. В Димкиной квартире было неуютно, по углам стояли какие-то неразобранные узлы, валялись удочки, велосипедные шины и прочие холостяцкие причиндалы. В спальне на полочке, среди разного хлама, Маринка увидела расшитую бисером подушечку-сердечко — ту самую, которую она когда-то подарила Димке надень рождения.— Ты хранишь? — удивленно спросила она, прижимая сердечко к щеке.— Конечно. Чай будешь? — слегка смутившись, ответил Соловьев.— Буду!— Только у меня ничего нет… Баранки вот сухие…— Ничего не надо!Они попили чаю, посидели немного на диване молча. Смеркалось. Маринка все не могла прийти в себя оттого, что Димка купил квартиру именно в этом месте, оттого, что хранит вещь, про которую она уже и думать забыла. А сейчас сидит молча напротив, насупившись, как чужой…— Ну что ты, Дим? — Она погладила его по колену. — Скажи что-нибудь.— Что?— Не знаю… Ну что я красивая!— Ты красивая — и сама это знаешь. Зачем говорить?— Дим, поцелуй меня! — Соловьев быстро прикоснулся губами к ее щеке. — Дим, не так…Он наклонился ниже и поцеловал в губы. Как когда-то в детстве — сначала неловко, потом долго и страстно. Через несколько минут он отскочил от нее как ошпаренный.— Нет, я не могу!— Чего ты не можешь?— Не соблазняй меня! У меня все равно ничего не получится. Уже давно не получалось…— А я тебя и не соблазняю. Имею я право тебя просто поцеловать, в конце концов?Маринка подошла к нему и крепко обняла. Димка доверчиво положил голову ей на грудь. Она еще долго гладила его по колючему ежику, по плечам, по груди… Так они и уснули.Наутро Димка на работу не пошел, сказавшись больным. Он теперь трудился где-то на теплостанции.— Там все уже привыкли! — махнул рукой он. — А выгонят — не велика беда. Все равно помирать скоро.— Что ты говоришь? Прекрати немедленно!— А как будто ты и об этом не знала! Тебе что, сестричка моя не рассказывала?— Дима! — Маринка от возмущения даже села. — Пора бы уже привыкнуть за тридцать лет, что Наташа мне о тебе ничего не рассказывает. Ничего! Ты тоже молчишь. Поэтому откуда я могу знать?— Ты ужасно красивая, когда злишься! Димка повалил ее обратно на кровать.— Ну вот, а говорил, что не можешь ничего! — рассмеялась Маринка минут через двадцать. — Ты еще ого-го!— Не знаю, что со мной случилось сегодня, — смутился Димка. — Я думал, уже все, в евнухи пора…— Тебе — в евнухи? Да не смеши ты, ради Христа.В тот день они занимались любовью до самого вечера, как будто наверстывая упущенное за последние годы.— А как же Весельцов? — спросил вдруг Димка. — Ты что, ушла от него?— Нет, не ушла. Он дома ждет. Думает, я к маме поехала.— Так у тебя с ним все хорошо?— А ты как думаешь?Соловьев снова насупился и замолчал. Они сходили вместе в магазин, купили продуктов и большой арбуз. Маринка приготовила ужин. Ели на полуразвалившемся, старом столе, но при свечах — единственный раз в жизни. Маринка чувствовала, что одно его слово — и она останется здесь навсегда. Делить с Димкой счастье и беды в этой крошечной, грязной квартире, пока смерть их не разлучит…— Димка, ты ничего не хочешь мне сказать? — Что?— Ну не знаю…— Арбуз…— Какой арбуз? Что ты несешь?— Арбуз сладкий… Ты же просила что-то сказать.— Ладно, Димуля. — Маринкин порыв прошел, сменившись усталостью. — Повеселились — и хватит. Мне пора в Москву. Дела ждут. Ты же мне все равно ничего не говоришь.— Пенек рядом со мной всегда свободен для тебя.— Пенек, говоришь? А мне пенька мало!— Смотри, если не ты, кто-то другой его займет. Подумай!— Пусть занимает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130