И я позвонила папе. У него был на удивление веселый голос. Он казался невозмутимым и не разделил моих опасений, что маму посадят за решетку.
– Скорее всего, назначат большой штраф, – заявил отец. – Она же себе денег не оставляла. До сих пор уверена, что не сделала ничего дурного.
В первый мой день на работе сослуживцы вели себя очень тактично. Спрашивали, как мне понравилось в Лос-Анджелесе, и ни слова не проронили о маме, хотя все газеты кричали о ней. В конце концов, я сама затронула больной вопрос на утреннем совещании: мне хотелось, чтобы коллеги знали правду. Я не могла допустить, чтобы кто-то из знакомых думал, будто моя мать присвоила деньги.
«В любом случае, плохой рекламы не бывает», – заключила я, безрадостно усмехнувшись.
На самом деле моя жизнь превратилась в кошмар. Я очень переживала. Мало того, что я видела Джо с другой, и страдала от разницы во времени – на меня навалилась бессонница. В одну из ночей, проворочавшись до трех часов с открытыми глазами, я включила радио на прикроватном столике и услышала знакомый голос:
– Это полное девьмо! – спорила Мелинда с одним из тех ненормальных, что звонят на радио по ночам. – Все только и твевдят что о дельфинах! – возмущалась она. – Но никто не подумал о тунце!
– О тунце? – оторопел звонивший.
– Их же едят, потому что они несимпатичные. У них рот до ушей и лоб покатый. Но кого это волнует? – воскликнула она.
Я застонала и зарылась лицом в подушку. Через несколько минут развернулась новая дискуссия – о специальных дверях для инвалидов в лондонских автобусах.
– Какой бвед, зачем устваивать в каждом автобусе вход для инвалидов? – вопрошала она.
– Как это зачем? – изумился собеседник.
– Ведь инвалиды не ездят на автобусах! Даже вебенок знает. Скажите, когда в последний ваз вы видели инвалида, входящего в автобус?
Боже, она грубит звонящим! Невероятно. Чуть что не по ней, сыплет оскорблениями!
– Дай отдых своим голосовым связкам! – огрызнулась она на Кевина из Форест-Хилла. – Заткни вот, недоумок! – досталось Биллу из Бекенхэма.
«Слава богу, в такое время нас почти никто не слушает», – подумала я, погружаясь в сон. Никто, кроме нескольких тысяч полуночников, психов и возвращающихся с рейв-пати деток под кайфом.
Следующие несколько дней прошли в томительном ожидании: выдвинут ли «Голодающие Камеруна» обвинения против мамы? Другие благотворительные организации получили доступ к ее банковскому счету, чтобы проверить, не «перераспределяла» ли она и их средства. Будущее не сулило ничего утешительного. К тому же Пердита выглядела так, словно вот-вот лопнет. Ее раздувшийся живот болтался из стороны в сторону, как мешок; она едва могла передвигаться. Мы устроили ей гнездо под лестницей, выложив большую картонную коробку кухонными полотенцами. Прошло два дня, три, а котята все не появлялись. Напряжение стало невыносимым. На четвертый день, вернувшись с работы, я застала Эмбер в истерике.
– Кажется, у нее начались схватки! – стонала кузина.
Пердита вопила так, что уши закладывало. Она вся извертелась, боялась оставаться одна, оглушительно мяукала и таращилась на нас. Такого мы не ожидали.
– Лори уверял, что она спрячется и спокойно родит.
– Нет. Я только что ему позвонила, – ответила Эмбер. – Он сказал, что Пердите нужна помощь. Молодые самки иногда начинают нервничать.
Мы сели и стали ее наглаживать. Сидеть нам пришлось долго. И вой становился все громче.
– Как ты думаешь, скоро все закончится? – спросила Эмбер.
– Полагаю, часа через два.
Чтобы убить время, мы таращились в переносной телевизор и ждали. Посмотрели «Голубого Питера», шестичасовые новости, переключились на «Улицу Коронации» и досмотрели до конца. За этим последовал «Бруксайд» и прямой эфир национальной лотереи. Котят все не было. Прошли девятичасовые новости, «Секретные материалы», но ничего не происходило. Когда по экрану побежали титры ночных новостей, у Пердиты начались мощные схватки. То она лежала безмятежно, то корчилась в конвульсиях, а в перерывах урчала, как газонокосилка, чем несказанно нас удивила.
К полуночи схватки участились. Судороги раздирали пасть несчастного животного, исторгая из нее безмолвный стон. Было страшно наблюдать, как силы природы неумолимо делают свое. Стоило нам с Эмбер пошевелиться, как Пердиту охватывала паника, и она начинала вопить. К двум часам ночи кошка вконец вымоталась и легла на бок, тяжело дыша и вывалив розовый язычок.
– Она уже полумертвая, а ведь ей еще рожать, – в отчаянии произнесла Эмбер.
– Может, поймать какую-нибудь музыку? – предложила я и щелкнула выключателем.
По радио вещала Мелинда. Послушав минутку, мы оцепенели. Если раньше главным ее пороком была некомпетентность, то теперь она прямым текстом посылала слушателей: «Вешай твубку занудный ставый певдун!.. Заткни пасть!.. Кончай мямлить, импотент несчастный!.. Отсохни, ставикан!»
– Почему она так грубит? – ужаснулась Эмбер.
– Наверное, ненавидит работать в ночную смену, – предположила я. – Злится, что больше не ведет «События», и вымещает злобу на слушателях.
– На нее могут пожаловаться в Комиссию стандартов радиовещания, – сказала Эмбер.
«А сейчас векламная пауза», – произнесла Мелинда.
Ландшафтное садоводство – это искусство. Позвоните в компанию «Сад и огород». У нас работают опытные специалисты...
Я выключила радио. Было уже три часа ночи, а Пердита так и не родила. И вдруг мы кое-что увидели. Появился маленький пузырик, потом что-то белое, и на газету выскользнуло крохотное, влажное, пушистое существо, напоминающее утонувшего мышонка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138