И я оказалась права. Через неделю женщины встали на его защиту. Включив вечерние новости, я увидела репортаж о шумной акции у входа в Генеральный медицинский совет. Около пятидесяти женщин с детишками в рюкзачках-кенгуру и колясках выкрикивали: «К черту ГМС!» – и потрясали плакатами с надписью: «Мы любим бога!»
Июнь
– Слава богу, – вздохнула мама. В субботу она зашла в гости.
Мы сидели у коробки, наблюдая за котятами. Все утро они пили молоко и теперь откинулись без сил, объевшись до отвала. Устроились под розовым животиком Пердиты, сытые и сонные, как клещи на собаке. Пердита добродушно нам подмигнула и заурчала, как пропеллер. Потом заботливо обняла лапой свой спящий выводок.
– Слава богу, – повторила мама.
– Да уж, – сказала я. – Такое облегчение. Мы с Эмбер боялись, что малыш не выживет. Он был совсем слабенький. – Теперь, глядя на Иисуса, никто бы не угадал, что он с таким трудом появился на свет. Глазки у него еще не открылись, как и у остальных, но за пять дней он вырос в два раза. Шерстка стала мягкой, как лебединый пух, усы напоминали паутинки. Все котята были очаровательны, но этот особенно: ведь его жизнь висела на волоске, и он выкарабкался.
– Правда, меня смущает имя, – заметила я. – По-моему, не сочетается: Пушок, Черныш, Рыжик и Иисус? Но Эмбер слышать ничего не хочет.
– Слава богу, – в третий раз повторила мама.
– Все в порядке, мам. Нечего волноваться. Котенку ничего не грозит.
– Не грозит, – задумчиво повторила она. – Вот и я о том же. Слава богу. Заплачу штраф, и ничего мне больше не грозит.
А, понятно. Мама все еще не оправилась от столкновения с законом. Ее оштрафовали на две тысячи фунтов. Папа заплатил. Пропавшие пять тысяч вернулись к «Голодающим Камеруна», и папа сделал очень щедрое пожертвование, пять тысяч, в пользу Общества протезирования собак, чтобы компенсировать им потерю средств. Хотя на самом деле он не понимает, зачем собакам протезы.
– Слава богу, – еще раз пробормотала она.
– Все в порядке, мам, все позади. – И в самом деле, все позади. Более того, обернулось наилучшим образом. Она избежала судебного преследования, но «Голодающие Камеруна» отказались от ее помощи, а спустя несколько дней, и прочие благотворительные организации захлопнули двери у нее перед носом. Маминой филантропической карьере пришел конец. На ниве благотворительности ей уже не работать. Она никак не могла с этим смириться, но, по крайней мере, не угодила в тюрьму.
– Придется мне найти себе другое занятие, – печалилась она. Это уж точно. – Больше никаких аукционов, никаких балов...
– Ты можешь ходить на аукционы и делать пожертвования.
– Это уже будет совсем не то, – вздохнула она. – Не так... волнующе.
– Есть и другие способы приятно провести время.
– Какие?
– Ну... например, бридж. И гольф. Папа мог бы научить тебя. Играли бы в паре.
– Да, – с опаской подтвердила она. – Наверное, ты права. А знаешь, – тихо призналась она, – ведь папа мне ничего не сказал. Ни словом не упрекнул. Просто заплатил, и все.
– Он молодец. – Наверное, мучился комплексом вины, из-за того, что изменил ей.
– Да, – задумчиво кивнула мама. – Молодец, – похвалила она, почесывая Пердиту за ухом. – Помнишь, ты обмолвилась, что видела его у входа в «Садлерз Уэллз»?
– Правда? – Я-то надеялась, что она уже все забыла.
– Да. По крайней мере, мне так показалось.
– Знаешь, а я уже не помню.
– Честно, Минти?
– Да. Ничего такого не припоминаю.
– А, ну тогда... наверное, я что-то перепутала. Мячики, – мечтательно протянула она.
– Что?
– Мячики, мячики для гольфа. Ты права. Мы с папой могли бы вместе играть в гольф. Теперь у нас появится время, правда?
– Да, – порадовалась я. – Теперь у вас полно времени.
Тут проснулись котята и стали пищать и вертеться, закапываясь головами в живот Пердиты, как кроты в землю. Скрипнула дверь, в комнату вошла Эмбер, вся раскрасневшаяся. Она обедала с Лори по случаю сдачи им последнего экзамена.
– Он так устал! – пожаловалась она. – За одну неделю сдал десять экзаменов. За все семь лет учебы. Но уверен, что все отлично, – радостно добавила она. – И у меня тоже хорошие новости.
– Какие?
– После «Решающего фактора» я решила поднажать на свое издательство, и вот, наконец, рекламный отдел зашевелился.
– Неужели?
– Они запустили широкую рекламную кампанию «Животной страсти», – кузина улыбалась во весь рот. – И помимо всего прочего, – с торжеством в голосе провозгласила она, – собираются поместить рецензию в следующем выпуске «Санди тайме»!
Разожгите огонь в домашнем очаге, – грудным голосом пропела Джоанна Ламли. Был понедельник, и я только что вошла в офис. – «Домашний очаг» – уют в вашем доме, – продолжала она сексуальным, тягучим полушепотом. – Мягкая мебель, превосходный текстиль и модные аксессуары для дома. Пусть пламя в вашем очаге никогда не гаснет.
«М-м-м. Так-то лучше», – подумала я.
Загляните в «Харви энд Николз», – предложила Мариелла Фрострап, когда я зашла в лифт. – И выйдите оттуда новым человеком. «Харви энд Николз» – это не просто магазин. Это новый стиль жизни. – Намного лучше.
– Привет, Минти! – весело произнес Питер, директор отдела продаж, возившийся с кофейным автоматом на третьем этаже. Лицо его было покрыто золотистым загаром, и он широко улыбался.
– Отлично выглядишь, – сказала я, опуская монетку.
– Только что вернулся с Сейшельских островов, – небрежно бросил он. – Подарок от фирмы.
– Значит, мы снова на высоте?
– Это еще слабо сказано! – воскликнул он. – Нам уже приходится отказывать рекламодателям!
– Наверное, рейтинги скакнули вверх.
– Выше не бывает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138