— Точно. Знаешь, карьеру она сделала фантастическую. Возможно, скоро станет ректором.
— Рада за нее.
— Спасибо. Если у нее получится, мама вывесит на нашем доме флаг.
— А твоя мама все еще живет в Святой земле?
— Конечно. Хотел купить ей бунгало поближе к реке — не согласилась.
— Она живет в Израиле? — спрашивает Джозеф.
— Слушай, почему это американцы говорят «Из-ре-эль», когда произносится совсем не так? — говорю я.
— Не знаю. Никогда об этом не задумывался.
— Мама однажды была в Израиле несколько лет назад. Наша церковь организовала им экскурсию, они ездили целой группой. Привезла нам оттуда набор открыток, крест из оливы и фляжку с водой из моря Галилейского. Теперь нам приходится всякий раз, как она приходит в гости, выставлять эту фляжку на каминную полку. Гордится она ей невероятно. Говорит, купила воду у какого-то парня чуть ли не прямо в Гефсиманском саду. Кармен — это моя жена — держит фляжку в целлофане, чтобы не запылилась. Но, на мой взгляд, Святая земля — это несколько улиц вокруг Дингла. Они все носят библейские названия. Мы выросли на Исаак-стрит.
— Домики там безупречно чистенькие, и снаружи, и внутри.
— Да что там! Джозеф, видел бы ты, в каком месте жила Алике! Просто Букингемский дворец, растак его! Мы с отцом были там пару раз, заходили за Мэри, когда она шла к Алике после школы. Нас приглашали в гостиную, угощали шикарным шоколадным печеньем и разрешали мне посмотреть мультики по цветному телику. До сих пор помню!
— Я думала, ты хочешь стать парикмахером.
— Нет, парикмахером стал наш сын. А ты как? Все преподаешь?
— Нет. Ладно, Вине, скажи-ка лучше, что ты думаешь об этом отеле? Только, чур, говори откровенно!
— Откровенно? Алике, это будет нечто!
— Слышал, Джозеф?
— Мне можешь не объяснять.
— Не признаешь ложной скромности?
— Не признаю. По-моему, скромность — национальная английская болезнь. Как и стремление в любом споре выслушивать обе стороны.
— Слышала, Алике? Неужели ты ему спустишь?
У Винса аж глаза загорелись от предвкушения доброй схватки. Ну, сейчас он посмотрит, как его подружка Алике — та самая Алике — острый язычок, что за словом в карман не лезет, что еще в первом классе
умела отбривать здоровенных парней, — разделается с этим янки!
Но мне не хочется спорить. Я просто смотрю на Джозефа и глупо улыбаюсь. Остается только поднять лапки кверху, сдаюсь, покоренная его силой и уверенностью в себе!
— Видишь? Она со мной согласна.
Я достаю из сумочки сигарету, но Джозеф тут же выхватывает ее у меня.
— Ты что, свихнулась?
— Здесь нельзя курить?
— Ни в коем случае! Вокруг полно горючих материалов!
Я подмигиваю Винсу:
— Что ж, будем молиться, чтобы сюда не ударила молния.
— У нас и без молний проблем хватает.
— Я слышала.
— Так что, хочешь зайти внутрь и посмотреть?
— Конечно, хочу!
Мы входим, стуча сапогами по бетонному полу, и почти сразу попадаем во внутренний дворик без крыши. Перед нами раскинулся еще один ров, а за ним вздымаются к небесам новые стеклянные стены.
— Когда мы закончим, — говорит Джозеф, — здесь будет сплошное стекло и бетон.
— А что это за углубления в полу?
— Бассейны. Для воды. Когда я увидел Альберт-Док, то подумал, что непременно надо сделать к этому какую-то отсылку. В центре отеля у меня будет квадратный бассейн, в водах которого отражаются стеклянные стены, а он, в свою очередь, отражается в стенах. Вода внутри, вода снаружи, вода со всех сторон.
— Ага, рвы!
— Вот именно. Все в этом городе приходит из-за моря — значит, и отель должен быть окружен водой.
— Потрясающе!
По бетонной лестнице без перил он ведет меня на второй этаж.
— Прошлой ночью кто-то явился сюда с кувалдой и разнес следующий пролет. Вот, смотри.
В самом деле, выше лестница наполовину разрушена. Бетонные блоки лежат далеко внизу, в шахте, предназначенной для лифта. На стеклянных стенах кое-где видны диагональные трещины — здесь тоже погулял молот вандала.
— Представляю, как тебе неприятно, — говорю я, поворачиваясь к нему.
— Да.
— Но, послушай, ты же сам знаешь, все это ерунда! Не бросай это дело. Не смей бросать, потому что у тебя и вправду получается что-то необыкновенное. Уже сейчас. А когда достроишь до конца, это будет настоящее чудо!
— Ты так думаешь?
— Конечно.
Вниз по бетонным ступеням мы спускаемся рука об руку; когда пробираемся по осколкам бетона, он берет меня за руку, а когда я по деревянному настилу пересекаю ров, чувствую, как его рука легко, почти неощутимо страхует меня со спины.
— А где же леса? — спрашиваю я.
— По лесам сегодня лазить не будем.
— Ну вот, а я была готова…
— Ты, кажется, всегда и ко всему готова, — тихо отвечает он, повернувшись ко мне.
— О чем это ты?
— Да так, ни о чем.
Мы идем во времянку Джозефа. Здесь по-военному голо, чисто и прибрано; в углу стоит спортивная сумка Джозефа, на столе — стопка пластмассовых папок, на стенах приколоты карты и планы — словно диспозиции грядущих боев. Из общей картины несколько выбивается Вине: он стоит у дверей, прислонившись к стене, и пьет чай.
— Часто ты занимаешься в спортзале? — спрашиваю я у Джозефа, кивнув на сумку.
— Три раза в неделю, и то через силу. Я по натуре не спортсмен. А ты?
— Играю в теннис. Во Франции, в Бержераке, играла каждую неделю. Спортзалов терпеть не могу, по-моему, там скука смертная. Предпочитаю игры.
— И хорошо играешь?
— В свое время играла очень недурно. Однажды стала чемпионкой школы.
— Серьезно?
— Когда тебе пятнадцать, серьезнее некуда. А ты играешь?
— Немножко, чисто по-любительски. Научился в отпуске несколько лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112