– засмеялся Эдуардо.
– Отлично. Я действительно проголодалась.
– Но сначала… – сказал он тихо, и она с удивлением почувствовала, что он опять целует ее.
Она снова попыталась оттолкнуть его, но его руки все сильнее и сильнее обнимали ее, и она почувствовала, что сопротивляться нет сил. Еще один разряд электрического тока пронзил ее, когда она почувствовала, как его язык ласкает ее. И она, забыв о сопротивлении, жадно ответила на его ласки.
Неожиданно он мягко отстранился. Его широко открытые глаза блестели.
– Лучше-ка нам пойти пообедать, – прошептал он. – А то мы что-нибудь такое сотворим!
– Да, лучше пойдем обедать, – неуверенно согласилась Стефани.
18
В море
Обед был подан за покрытым шелковой скатертью столом в одной из палаток. Тарелки имели форму бабочек. Все, кроме Зазы, сидели на старинных резных венецианских стульях.
Зара. Вся в серебряном: свободный свитер с низким вырезом, из серебряного шелка, короткие, до щиколотки, серебряные ботинки на шпильках, серебряный тюрбан с большим пером, свисавшим до лица. Из-за серебряного цвета колготок казалось, что ноги ее были из жидкой ртути. За обедом она ограничилась ложкой икры, и сейчас, вытащив из вазы розу и держа ее за длинный стебель, водила ею по лицу.
Заза сидела в своем кресле-каталке. Во время обеда она несколько раз начинала клевать носом и теперь тихонько похрапывала.
Эдуардо, сидевший напротив Стефани, расправлялся с фаршированным омаром, одновременно играя под столом ногами со Стефани.
Стефани, пытаясь сохранить невозмутимость, усиленно демонстрировала, с каким интересом она слушает Эрнесто де Вейгу. Тот, не переставая говорить, лениво черпал чайной ложкой икру.
– Нам сейчас нечем особо развлечь гостей, – говорил он, с чарующей улыбкой глядя на Стефани и не обращая внимания на пронзительные взгляды, которые метала в его сторону Зара. – Тем более такую прекрасную юную гостью. Мы стали вести отшельнический образ жизни, слишком занятые своими собственными делами. Конечно, мы иногда посещаем оперу, концерты. Но в общем и целом наш досуг уже не тот, что был когда-то, совсем не тот…
Прервав ненадолго свою речь, чтобы поглотить еще одну ложку икры, он обратился к Стефани.
– Расскажите нам о себе.
– Да мне нечего особенно рассказывать.
– Напротив! – улыбнулся ей Эрнесто. – Я уверен, что вы можете рассказать много интересного. Например, любите ли вы оперу? Или вы предпочитаете музыку вашего… э… молодого поколения?
Стефани откусила кусочек омара.
– Честно говоря, – соврала она, – я едва ли знаю даже самые общие вещи о классической музыке. – Наклонив голову, она попыталась придать лицу задумчивое выражение. – Вам не кажется, что вкус к классической музыке появляется у людей с возрастом?
Эрнесто кивнул.
– Вы абсолютно правы. Только знатоки разбираются в опере, впрочем, как и в тонких винах. Чтобы оценить и то и другое, требуются зрелость и опыт.
Взяв бокал с вином, он поводил им перед лицом, наслаждаясь букетом.
– Я до сих пор не могу устоять перед хорошим вином. – Эрнесто отпил из бокала. – Так же, как не могу пропустить оперу Рихарда Вагнера.
– Музыка Вагнера мне всегда казалась тяжеловесной и скучной, она вгоняет в депрессию, – заметила Стефани.
– Правда? – удивился Эрнесто. – Вагнер? В депрессию? – Он нахмурил брови. – На меня он всегда действует бодряще. Он поднимает настроение, так же как, например, церковная месса.
– Боюсь, я не очень религиозна, – призналась Стефани.
– Но вы согласны, что в религии есть определенная польза? – спросил Эрнесто, поднося ко рту очередную ложку икры.
– Вы имеете в виду слова Карла Маркса? «Религия опиум народа»?
– О, Боже мой, нет, конечно, – он усмехнулся. – Я говорю о религии как о катализаторе. Разве не религия на протяжении многих веков вдохновляла лучших художников и композиторов? Рафаэль, Брамс, Микеланджело, Гендель, даже Дали. Скажите, мисс Уилльямс, – он вопросительно посмотрел на Стефани, – вы любите Дали?
– Ну… – медленно произнесла Стефани. – Я, в общем-то, никогда об этом не думала. Но мне кажется, у него была превосходная техника.
– Критики всегда бывают недовольны техническим совершенством, – ответил Эрнесто. – Это ужасно, если хотите знать мое мнение. Завтра мы летим в Милан. В «Ла Скала» поет Мирелла Френи – в опере «Мадам Баттерфляй». У нас своя ложа. Хотите полететь с нами?
Пульс Стефани учащенно забился, она почувствовала, что краснеет.
– Милан? – пробормотала она, внезапно вспомнив свой недавний визит к Губерову.
– Семейная ложа в «Ла Скала», – объяснил Эдуардо, – в Милане расценивается как знак принадлежности к самому высшему обществу, особенно если ложа находится в первом ярусе.
– Правда?
Эдуардо кивнул.
– Мама любит «Ла Скала», – продолжал он. – Может быть, потому, что у нее в Милане есть старый друг. Они всегда ходят в оперу вместе.
– Да? – единственное, что смогла выдавить из себя Стефани.
– Он бывший пианист.
Сердце у Стефани остановилось, как внезапно прекращается тиканье часового механизма бомбы. Когда оно застучало вновь, пульс стал частым и неритмичным.
– Кто же он? – заставила она себя спросить.
Эрнесто улыбнулся.
– Он вообще-то очень известный пианист. Его зовут Борис Губеров. Вы наверняка слышали о нем.
– Только имя, – Стефани быстро уткнулась в бокал с вином. Сейчас было слишком поздно сожалеть о своем визите к Губерову. И в то же время как ей хотелось увидеть Зару, Эрнесто и Губерова вместе! Один Бог знает, сколько полезного она может для себя почерпнуть, наблюдая эту встречу! Но одно она знала определенно: в этой компании она не осмелится показаться на глаза Губерову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164