Но Гийом продолжал подниматься и, добравшись до комнаты Марго, легонько постучал в дверь и вошел.
Малышка мирно спала в кроватке. Беатрис сидела в кресле. Туфли валялись на полу, ноги в чулках она поджала под себя. На ней была те же зеленая юбка и белая шелковая блузка, что и с утра, но шпильки из волос она вынула, и они темными волнами падали на плечи. Молодая женщина расстегнула две верхние пуговицы блузки и закатала рукава. В одной руке она держала огрызок яблока, а в другой книгу. При виде своего работодателя она вскочила и попыталась одновременно исправить все недочеты внешнего облика.
— Не надо, — тихо попросил Гийом. — Пожалуйста, не надо. Если ты попытаешься застегнуть хоть одну пуговицу или собрать волосы в пучок, я встану на колени и буду умолять тебя не делать этого. Очень унизительно для потомка древнего рода, ты не находишь?
— Гийом, — произнесла Беатрис растерянно, — я, наверное, потеряла счет времени и мне давно пора быть внизу. Подожди минутку…
Можно подумать, что эта женщина прислушается к его словам, если ее ждут некие обязанности. Беатрис настолько же упряма, насколько очаровательна.
При слове «упряма» Гийом мысленно улыбнулся. Хоть что-то от той женщины, которую он стремится отыскать.
Он опустился на одно колено возле кресла.
— О, донна, прошу вас… В общем, я предупреждал…
— Гийом, что ты делаешь?
Теперь он привлек ее внимание. Наконец-то! Глаза ее расширились, и в них отразилось бескрайнее изумление. Ему очень хотелось подняться и обнять ее.
— Прошу тебя отдохнуть несколько часов. Более того, как твой работодатель, я этого требую. Несколько минут отдыха в день явно недостаточно.
— Но я в порядке. Все прекрасно. Беатрис села прямо, вытащила из-под себя ноги. Книга, которую она читала, со стуком упала на пол. Оба потянулись за ней, и их пальцы встретились.
Невероятный жар охватил его, лишая воли.
— Я скучал по вам, донна, — сказал он. — Господь свидетель, я по вам скучал.
Она прикусила губу, И он едва слышно застонал.
— Но я здесь, Гийом, — прошептала Беатрис. — И всегда была здесь.
— Недостаточно, слишком далеко. Он взял ее за руки и притянул к себе, сжал в объятиях и поцеловал со всей страстью, на которую был способен.
Гийом словно поднес спичку к бочке с порохом. Беатрис моментально обвила его шею руками, возвращая поцелуй. Прижалась к нему сильнее и прошептала, когда он на секунду отпустил ее:
— Я не хотела этого.
— Знаю, — ответил Гийом и поцеловал ее еще раз. Затем провел губами по шее, нежному подбородку и ниже, к ложбинке между грудями. — Прости. Мне не следовало тебя касаться. Сейчас перестану.
— Нет, не сейчас. Через пару минут, — ответила она, снова прижимаясь к нему, расстегивая, а точнее, разрывая ворот его рубашки — пуговицы с сухим треском полетели на пол — и касаясь губами шеи.
Потом он снова нашел ее губы. Гийом понял, что никогда не забудет их неповторимого вкуса. Другой такой нет на свете. Это Беатрис. И он еще немного насладится ею, а потом отпустит, поскольку не имеет на нее никаких прав.
Но вслед за этим случилось одновременно две беды: Марго сладко зевнула и заворочалась в кроватке, дверь в комнату распахнулась и на пороге возникла Бланш, у которой едва глаза на лоб не полезли.
Гийом прижал к себе Беатрис и выразительно посмотрел на сестру. Та немедленно поняла намек и поспешила скрыться, но, увы, его помощница успела ее заметить.
Молодая женщина немедленно высвободилась и вскочила на ноги. Гийом тоже поднялся и с тоской смотрел, как она застегивает пуговицы дрожащими руками, испуганно поглядывая на дверь. Бланш ушла, но непоправимое случилось.
— Что она теперь подумает? — в ужасе прошептала Беатрис, опуская рукава и застегивая манжеты, разглаживая складки на юбке. — Я целовалась в комнате моей племянницы с работодателем! Боже мой!
У Гийома возникло искушение снова обнять ее, но для чего? Поцеловать? Или утешить, сказав, что все в порядке? Но это ведь не так. Напротив, все просто ужасно. История повторяется, причем наихудшим образом.
— Это я виноват, только я.
— Нет. — Беатрис возобновила попытки привести одежду в порядок.
— Да. — Гийом прекратил тщетную борьбу с желанием коснуться ее и нежно взял за руки. — Я пришел сюда в поисках тебя — понимал я это или нет, не знаю, — чтобы сделать то, что сделал. Мне хотелось поцеловать тебя, вот я и поцеловал. Ты, если помнишь, читала книгу, только и всего, — добавил он, поднимая томик с пола и протягивая ей.
— Я порвала ворот твоей рубашки и оторвала пуговицы.
Он улыбнулся, хотя радоваться, собственно говоря, было нечему. Он явился сюда и взял, что хотел, а взамен не мог предложить ничего. Он поставил Беатрис в весьма неловкое положение, что особенно ужасно. Причем он осознавал, что творит, и часть его жалела, что сестра пришла слишком рано. Думать так было совершенно непростительно. Неужели вес возвращается на круги своя? Люди становятся тем, чем обещали себе не становиться никогда-никогда.
А теперь Беатрис стоит перед ним и считает себя во всем виноватой. Нет, так дело не пойдет. Он прекрасно понимал, что им движет, но не прислушался к голосу собственном совести. И теперь должен исправить положение.
— Все равно эта рубашка мне не нравилась.
Беатрис нахмурилась и слегка стукнула его кулачком в грудь.
— Прекрасно понимаю, чем ты занимаешься. Самоуничижением. Не выйдет. Я все равно виновата, не забывай.
Что ж, не будем спорить. Согласимся. Для виду.
— Ладно.
— Что, ладно?
— Ладно, я отдам кому-нибудь эту рубашку в починку, раз это тебя так волнует.
— Ничего подобного. Я зашью ее сама. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я была…
— Неотразима?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40