— Я должен пойти к Кэтрин. — Голос его был полон раскаяния. — Она сейчас, видимо, страшно переживает из-за Дженни.., и сердится на меня.
— Погодите, прежде чем вы к ней подниметесь, — старику пришлось схватить Скотта за руку, чтобы остановить, — я хочу рассказать вам одну историю.., историю маленькой девочки.
Скотт почувствовал раздражение. У него нет на это времени, ему нужно увидеть Кэтрин, успокоить ее и попросить прощения — вымолить его, если понадобится. Он нащупал в кармане пиджака маленькую коробочку. Подойти, признаться в любви…
— Я все знаю про Дженни.
— Я говорю не о Дженни. — Сурово глядя на Скотта, старик взвешивал в уме, что важнее: обещание, данное Кэтрин, или серьезность момента. — Я хочу рассказать историю девочки, о которой думали, что у нее есть все, чего только можно пожелать. Послушайте, а там уж сами разбирайтесь, что к чему.
Скотт вошел в полутемную спальню, освещенную только маленькой настольной лампой возле кровати. Кэтрин стояла на веранде, зябко обхватив руками плечи, и вглядывалась во мрак. Ее фигурка казалась такой хрупкой и беззащитной! Скотт нерешительно помедлил, прежде чем подойти к ней.
Кэтрин чувствовала себя полностью опустошенной. Слезы ручьями текли по щекам. Как она могла выпустить Дженни одну? “Если с ней что-нибудь случится.., я никогда себе этого не прощу”.
— Кэтрин…
Голос раздался прямо за спиной. Не расслышав ни скрипа двери, ни шагов, она вздрогнула и, медленно обернувшись, встретилась глазами со Скоттом. Растерянно опустив руки и дрожа то ли от волнения, то ли от промозглой сырости, она молчала. Наконец тихо, прерывистым голосом проговорила:
— Она где-то там совсем одна, потерялась и не может никого найти.
Скотт увидел залитое слезами, искаженное тревогой лицо. У него тоже щемило сердце.
— Совсем как ты?
Сначала она не уловила смысла его слов, потом поняла и опустила голову.
Он подошел к ней, взял за подбородок и заставил поднять глаза.
— Я вел себя как последний болван, кретин несчастный.
В душе у Кэтрин словно что-то оттаяло. Нет, мучительный страх за Дженни продолжал терзать ее, но появление Скотта, его ласковый голос принесли какое-то утешение. В его объятиях она всегда ощущала себя в безопасности, и сейчас в неудержимом порыве приникла к нему. На словесную пикировку не было уже никаких сил. Она просто была благодарна ему, что он пришел. И потому сказала первое, что подумалось:
— Да, ты вел себя именно как болван. В ее голосе не было ни гнева, ни обвинения. Он улыбнулся ее искренности.
— Вижу, в этом вопросе мы пришли к согласию. Ты меня простишь?
Она встрепенулась, изо всех сил стараясь не разрываться.
— Дед сказал тебе, да? Он ведь обещал, что не скажет. Я хотела, чтобы ты вернулся по своей воле, а не из жалости к “богатой бедняжке”.
— Он только рассказал мне одну историю — всего-навсего, — произнес Скотт почти шепотом. Он крепче прижал ее к себе, бережно гладя по спине, перебирая пальцами волосы. Расслабившись, она опустила голову ему на плечо. Сердце его забилось сильнее. — Прости меня, пожалуйста, Кэтрин. Больше всего на свете мне бы хотелось стереть из памяти эту прошлую неделю, самую ужасную в моей жизни. Забудем о той папке. Главное, что мы снова вместе.
Он глубоко вздохнул, выравнивая дыхание. Обстоятельства нельзя назвать удачными, но сказать ей о своей любви нужно непременно, и именно сейчас. Он склонил голову, осторожно поцеловал ее в губы, прижался к волосам щекой.
— Я люблю тебя, Кэтрин. Я тебя очень люблю. И хочу, чтобы мы никогда не расставались.
Такой эйфории она не испытывала никогда в жизни. Душа ее сотворила безмолвную молитву:
"Господи, пусть это окажется правдой”.
— Скотт… Я люблю тебя так, что словами не высказать. Я полюбила тебя еще с той нашей встречи в твоем офисе.
Скотта окатила волна восторга, слух его упивался ее словами.
— Значит, ты проворней меня. Я влюбился только несколько часов спустя, в гостиничном лифте. — Он вновь погладил ее волосы, обнял за плечи.
Момент взаимного признания в любви получился скупым на слова и проявления чувств. Оба разрывались между двумя крайностями: всепоглощающей радостью любви и мучительной тревогой за потерявшуюся Дженни. Минутное самозабвенное упоение вскоре потеснил все возраставший страх: время шло и шло, а о Дженни не поступало никаких вестей.
Обнявшись, они сидели на тахте в ее спальне. Входная дверь постоянно хлопала, и каждый раз она вскакивала, бежала вниз, но приходили только ряженые дети. Фэрчайлд встречал их, раздавал сладости и прогонял Кэтрин и Скотта обратно.
Она подняла голову с его плеча и с тоской заглянула ему в глаза.
— Прошло уже больше двух часов. Где она может быть?
Скотт тихонько прикоснулся к ее щеке губами.
— Я уверен, что с ней все в порядке. Постарайся не переживать. — Он был хмур и сам почти не верил в свои слова.
Кэтрин горько вздохнула, и в этот момент вновь раздался звонок.
— Боже мой, Скотт… Как мне жить дальше, если с ней что-то случится? — Выдержка оставила ее, плечи затряслись, из глаз хлынули слезы. Она вся приникла к нему, ища опоры и утешения.
Скотт внезапно насторожился. Внимание его привлек необычный звук, какой-то механический шум — он ни разу не слышал такого в доме Кэтрин. На верхней площадке лестницы разъехались двери, и из маленького лифта выкатил Фэрчайлд, держа на коленях прелестную девчушку в костюме принцессы фей. Орудуя рычагом, он направил коляску в комнату.
Глухо рыдая на груди у Скотта, Кэтрин ничего не видела и не слышала. С забившимся от радости сердцем он встряхнул ее:
— Кэтрин, взгляни!
— Дженни!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47