Вероятно, думать о тебе.
— О, Джек…
Он уже взялся за дверную ручку.
— Только помни… каждый раз, когда ты наденешь коньки, каждый раз, когда откроешь дверь и защелкает сотня камер, — помни, что ты любима.
Входная дверь уже была открыта, и мгновение спустя Эми тупо смотрела, как закрывается дверь лифта. Она бросилась в гостиную, к окнам, и, отведя рукой легкую занавеску, стала ждать, когда он выйдет из-под навеса, прикрывающего тротуар от дверей до проезжей части дороги. Но она его не увидела. Должно быть, Джек вышел через черный ход.
Все эти недели, пока она каталась как одержимая, он был на озере, мучительно раздумывая, любит он ее или нет.
Он был прав. Его любовь к ней ничего не решала. Если и могло быть какое-то решение, оно должно идти от нее. Ей надо перестать чувствовать себя Эми — младшей сестрой, она не должна больше быть такой пассивной, когда она со своей семьей. Ей нужно взять на себя больше ответственности. Нужно повзрослеть.
И что же она сделала, чтобы этого достичь? Ничего. Она была слишком занята фигурным катанием.
Когда же она наконец повзрослеет? Перестанет ли она когда-нибудь в первую очередь думать о фигурном катании?
Гвен вежливо улыбнулась.
— Если вы начнете прямо сейчас, — говорила жена одного из преподавателей музыки, — вы сможете присоединиться к нам в сентябре.
— Все получится, — добавила другая, — две с половиной недели вполне достаточно, чтобы прочитать «Анну Каренину».
Гвен не согласилась. Две с половиной недели казались ей недостаточным сроком, даже если бы она и хотела, а она не хотела.
Она не вписывалась в этот круг. Такого с ней раньше никогда не случалось, но сейчас в этом не было никаких сомнений. Она отличалась от друзей Хэла. Это были супружеские пары, знавшие друг друга более тридцати лет. Они вместе начинали преподавать, их дети выросли вместе. Эти женщины были подругами Элеоноры, и хотя все они казались очень приятными, Гвен видела, что у нее с ними мало общего. Она была единственной среди них женщиной с ухоженными ногтями, она одна из всех надела темные чулки. На ней была льняная юбка и шелковая блузка, остальные женщины предпочли не требующий сложного ухода трикотаж.
Они больше ее интересовались политикой и больше путешествовали, могли открыто обсуждать здоровье своих мужей, затрагивая вопросы, которые Гвен всегда считала личными. Они говорили об администрации колледжа в таком тоне, какого в отношении военного руководства и в мыслях не могла себе позволить жена моряка.
А теперь они приглашали ее присоединиться к факультетскому книжному клубу жен. В Вашингтоне Гвен посещала книжный клуб, и там ей нравилось. Они говорили о современной художественной литературе (кое-что из этого оказалось довольно сложным), и Гвен нравилось читать то же, что и в книжных клубах по всей стране. Но эти люди с презрением отвергали современную литературу. Для сентябрьской встречи они читали «Анну Каренину».
На военно-морской базе никогда ничего подобного не было.
Новости из Калифорнии поступали плохие. Гвен каждый раз ужасно переживала за Хэла, когда он разговаривал с Йеном по телефону.
Джойс забрала Мэгги и уехала, исчезнув из жизни Йена и младших детей. «Это очень трудное время для Мэгги, — сказала она Йену. — Я нужна ей. Со Скоттом и Эмили ничего не случится. Она полностью отождествляла себя с Мэгги. Значение имела только Мэгги. Как будто последних четырнадцати лет вообще не было и Джойс снова была брошенной матерью беспомощного младенца, неспособная видеть дальше себя и своего ребенка. Даже Скогг и Эмили стали частью внешнего мира.
Йен и Джойс выбирали свой дом из-за его близости к ее работе, поэтому теперь, если кого-то из детей необходимо было свозить к стоматологу, кто-то участвовал в школьной постановке или заболевал, Йену приходилось ехать больше часа, чтобы добраться до них. Это увеличивало и время пребывания детей в группе продленного дня.
Его работа также страдала. Но как он мог отказаться от нее? Его объекты, эти единственные пока живые носители языков индейских племен, умирали, унося с собой свои лингвистические особенности. Никому другому не выделяли средств для этих исследований. С другой стороны, дети были в отчаянии, запутавшиеся и недоумевающие, чувствуя себя отвергнутыми, потому что их мать уехала, забрав старшую сестру, а их оставила.
Наконец Йен принял решение — он должен сам возделывать свой сад — и взял отпуск до конца семестра.
Но даже этого оказалось недостаточно. Он чувствовал, что ничего не успевает, а только ходит в магазин за продуктами и старается держать чистую одежду отдельно от грязной. Они с Джойс были сторонниками государственного образования, но теперь, когда Йен посещал школьные мероприятия, он увидел, насколько школы переполнены и стеснены в средствах.
В школе царил хаос, дома — полный разгром, дети были сбиты с толку, сам он измучен.
Он с неохотой снял трубку.
— Папа, Гвен, можно я привезу к вам детей?
Эми была вне себя.
— Да как он мог так поступить с Гвен? — обрушилась она на Холли, когда та позвонила ей, чтобы сказать, что Йен едет к отцу. — Это же нечестно! С чего это она должна собирать для его детей завтраки в школу?
У Йена были деньги, его доля из трастового фонда матери. Эми отдала свою в счет затрат на обучение фигурному катанию. Он мог бы нанять экономку и отдать детей в частную школу.
— Мама не против, — ответила Холли. — Она любит помогать людям.
Но через два часа Холли перезвонила, и ее голос звучал совсем по-другому.
— Что случилось? — тут же спросила Эми.
— Не знаю точно. Джек попросил меня позвонить тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112