— Вот Надя и стала права качать, ногой топать. К тому же в ходе ближнего боя выяснилось: жена сильнее! Очевидно, ее укрепляло сознание собственной правоты: мое — не трожь!
— А как повел себя ейный муж?
— Растерялся. Похоже, несмотря на его многочисленные увлечения, ему удавалось прежде не сталкивать друг с другом своих любимых. Первая жена его не в пример тише была. А еще, ты не поверишь, но я внимательно за ним наблюдала: Надькиной ярости он испугался. Такой амбал, на голову ее выше, а поди ж ты!.. Шеф первый от столбняка опомнился, стал Надежду от Ирки оттаскивать. И Лада, видимо, уже приготовилась побежденную уводить, сердечными каплями отпаивать. Ничего подобного. Главбухша уйти не согласилась, так за столом и осталась. Эдик что-то любимой женушке на ухо шептал, успокаивал, но мы уже не слышали.
— Да, весело у вас!
— Веселее не бывает!
И как в последнее время часто в квартире Евгении случается, звонит телефон.
— Ну его на фиг! — сердится она. — Не буду брать трубку! Постоянно звонит не ко времени.
Трубку берет Люба. Видимо, они в своей станице не избалованы общением и не привыкли им пренебрегать.
— Слушаю. Здравствуй, Надя! Да, это я. Женя в ванной. Что ты говоришь? Весь вечер звонила, а телефон не отвечал? Наверное, куда-то уходила. Что ты говоришь! Когда? Непременно. Я передам. Выкупается, тебе позвонит. Когда заедете? Хорошо. До свидания. — Она кладет трубку и говорит Евгении: — Скажи теперь, будто у меня нет интуиции. У тебя, кстати, она тоже есть. Звонок-то не из приятных, вот ты и слушать не хотела… Убили-таки вашего Петра Васильевича!
— Что?
— В то время как вы гадали, у кого он из запоя выходит, над его холодным телом уже вовсю роились мухи!
Евгения передергивается:
— Перестань!
— Сегодня похороны. Надька с супругом за тобой в два часа заедут… Убили и там же бросили. Кто-то его из дома вызвал, кто — жена не видела. Слышала только, как машина отъехала. Она потому и беспокоилась, он. ведь в домашней одежде с ними уехал. С ними или с ним… Милиция разберется, начнут вас на допросы таскать: что видели, что знаете, были ли у покойного враги?
— Ты-то откуда знаешь?
— Детективы читаю. Тебе, возможно, и нечего сказать, ты у них новенькая.
«Может, и новенькая, а сказать есть чего! — думает Евгения. — Вот только надо ли? Не ожидала я, что мои случайные знания смогут пригодиться так скоро…»
— Очень редко мы с тобой видимся, подружка, — говорит между тем Люба. — Отвыкла ты от меня. Свои тайны появились.
— Какие тайны? Ты же все обо мне знаешь!
— Все — да не все! Я ведь сразу поняла: недаром ты мне взялась так подробно про бабскую драку рассказывать. Как перепелка от гнезда, от заветной темы уводила. О том, что тебя особенно волнует и чем ты почему-то не хочешь делиться со старой подругой! Например, где ты была вчера вечером?
— Вчера я была в одном доме, где четверо мужиков играли в преферанс, — говорит Евгения, и взгляд ее затуманивается.
— А потом?
— Потом Аристов отвез меня домой.
Люба продолжает выжидающе смотреть на нее, и Евгения сердится.
— Что ты на меня так смотришь? Ждешь продолжения? Его нет! Это все!
— Врешь! — торжествующе заключает Люба.
— И не собиралась я врать! — неуверенно говорит Евгения, но и не торопится с откровениями.
Да и обязана ли она выворачиваться наизнанку? Даже перед лучшей подругой!.. Стоп! Что же это, она сердится на Любу? Или на себя? Столько лет у нее не было от подруги никаких тайн, потому… Потому что тайн не было! Вот оно что! «У меня есть сердце, а у сердца — тайна!» Проснулось Женино сердце, потому и тайна появилась.
Собственно, расскажи она все Любе, та и не удивится: подумаешь, тайна! Логическое завершение симпатий мужчины и женщины — постель! Ничего таинственного!
А вчера у подъезда ждал ее Толян. Грустный. Непривычно тихий.
— Жека, съезди со мной к друзьям. На преферанс меня пригласили.
— Я же в этом ничего не понимаю.
— И не надо. Просто посиди рядом.
Ей не хотелось быть дома одной, она и поехала. Друзья оказались его старыми институтскими товарищами, приезду Евгении не удивились. Компания оказалась задушевной, понемногу выпивали, подшучивали над Толяном.
А потом Аристов отвез ее домой. И остался.
Такая вот у нее тайна.
На самом деле это происходит так: два существа соединяются и два сердца сливаются в одно. И это сердце начинает отсчитывать свои удары для обоих. И кровь одинаково пульсирует в жилах. И дышат они в такт. И не спят всю ночь…
Утром она шевелит губами: «Тебе пора!» «Я не хочу от тебя уходить!» — шепчет он, не разжимая объятий…
— Женя! — тормошит ее Люба. — Женя! — Смотрит, как она медленно возвращается в действительность, и, как бы сожалея, говорит: — Влюбилась! Так я и знала, что ты в конце концов в него влюбишься!
— В кого?
— В Аристова, в кого же еще! — Она вздыхает. — Как странно устроена жизнь: у кого-то горе, а кто-то от радости ног под собой не чует. Один умирает, другой возрождается к жизни. И как иной раз мелки и скучны наши собственные бедки на фоне таких событий!
Она разливает свой малиновый ликер в тонкие хрустальные рюмки.
— Выпьем, Женька, за то, чтобы твоя любовь оказалась настоящей. Большой и честной. Чтобы ты ни разу в жизни не пожалела, что судьба наградила тебя ею!
Евгения порывисто хватает ее за руку и целует.
— А меня-то за что? — пугается ее экзальтации Люба.
— За то, что не стала осуждать, отговаривать, решать за меня. Она ведь еще такая хрупкая, как птенчик. И летает только по комнате — форточку я боюсь открыть. И погубить ее так легко! Лишь сожми покрепче хрупкую шейку…
— Романтик! — хмыкает Люба. — Я не возражаю, кохай своего птенчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107