— Спрашивайте, — великодушно разрешает следователь.
— А может так быть, что не только ваши пути с ОБЭПом переплелись, а и сплелись в один мотив преступления?
— Такое у нас бывает!
Вот и все сведения, которыми капитан Еременко удовлетворил ее любопытство.
— А про Валентина он у тебя не спросил, — замечает Надя после ухода капитана.
— Наверное, собирается спросить об этом в следующий раз. Надя еще некоторое время сидит в ее кабинете, видимо, дожидаясь подробностей, но Евгения изображает дурочку — в последнее время она научилась делать это довольно искусно — и смотрит на подругу «наивными карими глазками», как сказал когда-то Аристов.
Собственно, она же не отказывает напрямую Наде в откровенности: если что-то интересует, спрашивай. Но подруга привыкла совсем к другим отношениям: Евгения должна бы рассказывать обо всем сама, не дожидаясь вопросов, но та ей на помощь не спешит.
Промаявшись без толку минут пятнадцать, Надя уходит, бросив на Евгению укоризненный взгляд.
Поздно, милочка! Как аукнется, так и откликнется! Какие там еще поговорки на эту тему?!
Впрочем, удалое настроение Евгению быстро покидает. Своим поведением она отталкивает каждого, кто теперь пытается слишком близко подобраться к ее душе.
Похоронив Машу, она твердо решила для себя раз и навсегда: никогда больше не пытаться вмешиваться в чью-то судьбу. Слишком велика ответственность и непредсказуемы последствия.
Так она объяснила и Аристову.
Впрочем, если быть до конца честной, ничего объяснять она не стала. Просто сказала:
— Я рада, что ты у меня был.
— То есть как это — был? — не сразу понял он. — Я и сейчас есть!
— Сейчас тебя уже нету. В моей жизни. Так надо.
Ведь получалось, что в судьбу Аристова она тоже вмешивается. Неизвестно, чем кончатся их разборки с Ниной, не маячь она на горизонте. А если все образуется? Имеет ли она право толкать Толяна на какие-то там шаги? Разрушить еще одну жизнь? Нет уж, дудки!
Наверное, то, как она сказала и как смотрела на него, прощаясь, больше комментариев не требовало. Он все же до боли сжал ее руки в своих. Все еще пытался достучаться.
— Жека, ты ошибаешься! Не надо этого делать! Мы оба будем об этом жалеть!
Но она уже приняла решение. И раз этого не смогли сделать одновременно оба, ей пришлось постараться за двоих.
— Мое жизненное кредо, — поджав губы, сказал он, — не верь, не бойся, не проси! Я забыл его с тобой. Я просил, но ты сама все разрушила.
Когда Аристов ушел, она переоделась, зашла в магазин, купила бутылку вина и отправилась к Виктору.
— Дожил, бабы уже со своей выпивкой приходят! — попытался нагрубить ей он, но когда узнал причину, упал в кресло и долго не мог прийти в себя.
Евгения сама накрыла на стол — маленький журнальный столик — и предложила:
— Помянем Машу?
— В голове не укладывается, что ее нет, — признался Виктор.
— У меня тоже, — вздохнула она. — Вроде и на похоронах была, и гроб видела, а все кажется, что вместо нее похоронили кого-то другого. Ты бы поверил, что она покончила с собой?
— Никогда.
— Тем не менее это официальная версия.
— Но ты сказала: Машу убили! Я даже не успел спросить кто. Неужели ее мент?
— По крайней мере он позвонил мне ночью и признался в этом. Мой… один мой знакомый говорит, что он мог сказать это в шоке.
— А тебе так не показалось?
— Мне показалось, что он пьян и зол. Ни одной нотки раскаяния или потери в его голосе я не услышала. Неужели муж, увидевший труп застрелившейся жены, первым делом станет звонить ее подруге с угрозами и похвальбой, как он славно это проделал! Сергея можно подозревать в чем угодно, только не в слабой психике.
Она помолчала и выдала свое коронное:
— Это я во всем виновата.
— Не говори глупости, — махнул рукой Виктор, — при чем здесь ты? Моя бабушка всегда говорила: чему быть, того не миновать! Разве ты навела на нее пистолет?
— Я ее с пути сбила.
— С какого такого пути? Это и не путь был вовсе. Так, небольшой тупичок. Разве одним сексом жив человек? Или то, что она провела со мной пару ночей, делает виноватым и меня?.. Она мне руки целовала. Я не хвастаюсь, просто хочу сказать, что она была счастлива. Сказала, что впервые в жизни почувствовала себя женщиной… Нет, ты как хочешь, а я себя виноватым считать не собираюсь!
— Мы с тобой, как два злоумышленника-душегуба, сидим, размышляем: как быть? А изменить-то ничего не можем.
— Лопухина, ты мазохистка. Может, тебя нужно отлупить, чтобы ты в себя пришла? Есть такие люди… Снявши голову, по волосам не плачут! Нам не дано предугадать… Нет, ты мне напомнила Аннушку из «Мастера и Маргариты», которая пролила подсолнечное масло. Она небось так и не узнала, что ее признали соучастницей убийства…
— Я себе клятву дала больше ни в чью жизнь не вмешиваться!
— Блажен, кто верует! — усмехнулся Виктор. — А я, пожалуй, в одну жизнь все же вмешаюсь. Терпеть не могу, когда поднимают руку на беззащитных женщин! Он же, наверное, так все обставил, что его и уличить ни в чем нельзя?
— Никто, кроме меня, и не думает сомневаться! Бедный Зубенко, говорят.
— Раз говорят, надо так и сделать!
— Виктор, перестань! — пугается она. — Сергей — страшный человек. Веришь, когда он мне позвонил, у меня сердце в пятки ушло. Еле себя преодолела!
— Ладно, хватит страху нагонять. А то, пожалуй, и я забоюсь!.. Ты что-то хотела мне сказать?
— Я хотела сказать, что мне пора уходить!
И хотя ей невыносимо было думать, как она вернется в свою квартиру и будет лежать в постели без сна, дожидаясь рассвета, оставаться у него она не собиралась.
Догадался ли Виктор о ее мыслях, но усмехнулся понимающе.
— «Не возвращайтесь к былым возлюбленным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107