Ему есть с чем уходить из города. Есть куда уходить. Монастырь, в который он направлялся, для него всегда открыт. Минь слишком хорошо, слишком щедро одаривал настоятеля.
Школа при монастыре держалась на деньги Миня. Братья считали, что доллары, вырученные за зелье, которым травятся американцы — а именно так говорил Минь настоятелю, — святые деньги, их можно тратить на богоугодные дела. Война с американцами для них не закончится никогда. Минь знал, не закончится она и для него. Однажды, когда они с Ирмой планировали «кукольное дело», он огорошил ее вопросом:
— Ирма, а будет ли какой-то вред янки от нашего дела? Ирма вначале опешила, а потом энергично закивала:
— Еще бы. Они насаждают у нас и во всей Европе свои лекарства, а теперь мы обойдемся без них. Мой муж придумал обезболивающие лекарства на натуральной основе, так что мы лишим их прибыли.
Миню это подходило.
Но он был слишком искушенным человеком и слишком тонко чувствовал опасность. Он знал, их дело долго не продержится. Слишком много охотников на доходы от наркотиков. И он спешил.
Собрав легкий рюкзак, Минь отправился на знакомый перевал, за которым стоит древний буддийский храм.
Таня улетела из Вьетнама несколько дней назад, Ольга получила факс от Ирмы — все в порядке, подруга разгрузилась. Отдыхает и ждет ее отметить успех. Непременно, как только вернется, она тотчас позвонит Тане. У нее будет несколько дней передышки.
Ольга так глубоко вникла в эти дела, что работала почти без указки Ирмы и Иржи. Ей нравилась самостоятельность, а иногда даже казалось, что она вполне могла бы открыть свое дело, не обязательно такое. Почему бы не заняться всерьез туризмом? И издавать журнал, допустим, «Пилигрим»? Или нет, лучше «Сестра пилигрима». При женском туристическом агентстве. Ей привычнее работать с женщинами. Зазвонил телефон. Она сняла трубку.
— Алло! — раздался голос, от которого она похолодела. Ольга молчала.
— Алло, Ольга. Я знаю, это ты.
Ей стало нехорошо. Андрей? Но почему? Откуда? Перед глазами все поплыло.
— Ольга, немедленно улетай отсюда. Первым самолетом. Куда угодно. Да ко всем чертям! Лучше, конечно, в Москву, — поправился он, одернув себя за горячность. — Как можно скорее. Иди на рекорд, как тогда. Ты помнишь.
24
— Вот твой гонорар. — Ирма улыбалась.
— Еще и гонорар!
— А ты и без него счастлива, как мне кажется?
Ирма отдала конверт и вышла. Когда Таня сосчитала, ей стало дурно. Столько денег она не заработала бы за несколько лет, сидя у себя в библиотеке.
Ирма, дав ей достаточно времени побыть наедине с конвертом, вернулась и спросила:
— Все в порядке?
— Ирма, о чем вы говорите! Вы не представляете…
— Представляю, и я рада за тебя. Но хорошенько подумай, как провезешь деньги.
— Ох, Ирма, эти деньги я провезу куда угодно.
— Ну и как? Ты согласна еще поработать с нами?
— Конечно.
— Тебя проводят в Москву, тебе надо отдохнуть. — Ирма улыбнулась, поцеловала Таню в щеку. — Ты улетаешь сегодня. Счастливо, дорогая.
Ирма закрыла за собой дверь, на секунду задержала пальцы на золотой ручке. Предупредить Татьяну насчет радостей плоти? Да нет, Ольга наверняка ей все рассказала.
Неотложка летела по ночному городу, оглушая улицы воем. По ветровому стеклу, как в лихорадке, метались «дворники», отбиваясь от снега. А он падал и падал, точно пытался засыпать не только город, дома, людей, но и настоящее, прошлое, будущее. Саша Песков сидел в машине и не отрывал глаз от белого как снег за окном лица жены.
Вчера вечером у них с Таней был настоящий праздник, такой, какого не было много-много лет. Она прилетела из своей неожиданной командировки такая веселая, Саша радовался — как здорово ей заплатили за проект. Ему показалось, что в их доме наконец повеяло чем-то новым и свежим. И больше не будет серого каждодневья…
Он вытер глаза, которые уже распухли от слез.
Они давно ничего не хотели друг от друга. Каждый вечер он садился у телевизора и перескакивал с канала на канал, смотрел на движущиеся картинки и не понимал смысла происходящего. В голове вертелась одна мысль: что ему делать? Он никак не мог поверить, что его на самом деле кинули, причем свои, хорошо знакомые люди. Почти друзья. Бюджетные деньги ушли к ним, теперь они занимаются разборкой пятиэтажек, а его фирмочка идет ко дну.
Таня приходила с работы, готовила ужин — сосиски, капуста — пресная еда и тоскливые лица над ней. Она пыталась как-то его взбодрить — повести на концерт, на выставку. Но дежурное блюдо из прошлого не годилось сегодня. Вот он и оседал на диване, нажимая кнопки пульта дистанционного управления. С восьми вечера до двух ночи, пытаясь оглушить себя.
Бывало, они ссорились, и Таня кричала, что все его беды от этого тупого недуманья. Но она не понимала, а может, просто не хотела поверить, что ее мужу, как и каждому человеку, отпущена только та мера, которую он имеет. Саша со временем начинал склоняться к такой мысли и сам. Слава Богу, она не знала, в чем он видел хоть какую-то свою заслугу. Однажды он едва не выкрикнул ей: «Ты должна радоваться, что я сижу на этом диване без рюмки!» Но удержался.
В день Таниного приезда было все хорошо. Он суетился на кухне, даже починил краны, о которых жена говорила ему последние полгода, а потом махнула рукой, и они пели, рычали, свистели на все голоса, стоило их только открыть…
Сейчас Саша все видел с отчетливой ясностью, с которой ничего такого не видел прежде. В тот вечер они наслаждались жизнью — пили хорошее вино, ели парное мясо, она рассказывала, какая потрясающая поездка у нее была во Вьетнам.
— Ты только посмотри, — тыкала она пальцем в проспект, красочный, роскошно изданный, — посмотри, как стали издавать вьетнамцы…
Таня привезла доллары — гонорар за работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73