– Так оно и было. Он явился ко мне с идеей ввести в игру дочку Гомера, и я поняла, что он и тебя собирается втянуть в очередное мошенничество. Можно подумать, он и без того не превратил твою жизнь в ад этим проклятым наследием Гуднайтов.
Я все повторяла: «Почему бы не сказать людям правду»? А он отвечал: «Потому что правда не сделает нас богатыми, Гвенни». Он неплохо зарабатывал на Гомере, но ему все было мало. Он решил создать Скарлет.
– Значит, ты устранилась, а я начала. Поэтому он и не велел ничего тебе говорить.
– Я ничего и не знала, пока ты не ушла из дома. Пока не поднялась наверх и не нашла последнюю, смазанную картину, Он подписал ее за тебя и продал.
– Поверить не могу, что ты так и не призналась мне насчет Гомера. Посылала деньги, чтобы мне не пришлось возвращаться с поджатым хвостом, но так и не сказала, что ты и была Гомером.
– Не была я Гомером. Все это только маска. Неудачный костюмчик, как говорит Эндрю. И он не слишком хорошо на мне сидел. Я просто не создана для роли мужчины.
– Да. Но молчала ты не потому. Понимала, что если я узнаю, то непременно останусь и буду продолжать рисовать Скарлетов.
– Не поднимай меня на пьедестал, я этого не заслужила. Я не сумела защитить тебя. Ты рисовала чудесные картины, но отец заставлял тебя подписывать их чужим именем, а я не остановила его. Еще одна сторона кошмара Гуднайтов.
– Ну не все было таким уж кошмаром, – запротестовала Тильда.
Гвен вздернула подбородок:
– Ты станешь учить своих детей рисовать?
– Обязательно. Но не подделывать картины. С этим покончено. Я была последней.
– Значит, ты снова уедешь, – решила Гвен.
– Ни за что. Я остаюсь. Это одна из многих вещей, которые Дэви сделал для меня. Вернул галерею. Мы сможем работать по-новому. И я хочу начать писать картины. Свои картины. Постараюсь брать заказы на фрески поближе к дому. Я хочу жить здесь.
– А я – нет. Хочу уехать.
– Уехать? Что же, это твое право.
– Я провела здесь тридцать пять лет.
– Самое время сменить обстановку.
– Я вернусь.
– Все в порядке, мама. Правда, все хорошо, – убежденно сказала Тильда.
– Правда, я еще не знаю, куда отправлюсь.
– Наверное, туда, где есть яхты и корабли.
– Яхты – все равно что Гомер, – вздохнула Гвен. – Нереальны. Реально это.
Она улыбнулась женщине, державшей в руке картину, и Тильда неприлично вытаращила на покупательницу глаза, разглядев, что это такое.
– Мы продаем Финстерс? – шепнула она матери.
– Не мы, а Майкл. Я всего лишь беру деньги. Эти Демпси способны продать даже прошлогодний снег.
– И не говори, – покачала головой Тильда, но вдруг вспомнила, что последняя Скарлет осталась у Дэви. – Я пойду. Поговорим завтра.
– Лучше не надо, – отказалась Гвен и выбила чек на Финстерс.
Дэви пересек белое гулкое пространство полупустого подвала. Настроение было прекрасным, и даже его мнение об этом мире в целом, несомненно, улучшилось. Сняв покрывало с кровати, он полюбовался картинами. Пять холстов, шестой у него.
Дэви вынул последний из конверта, прислонил к стене, а рядом выстроил остальные. Один длинный ряд работ Скарлет Ходж. Настоящее чудо.
Он отступил, любуясь полотнами. Коровы, цветы, бабочки, русалки, танцоры и городской пейзаж.
Присмотревшись, Дэви понял, что все они словно бы составляли определенную последовательность. Коровы перетекали в цветы, которые взмывали в воздух бабочками. Из общего ряда выпадал только пейзаж, которому следовало быть в начале.
Он поднял картину, чтобы перенести на нужное место, и замер.
Дом Гуднайтов.
Перед глазами пронеслась вся мебель, которую он передвинул за последнюю неделю. Свет и радость, исходившие от трех рисунков, внезапно сосредоточились в картинах Скарлет.
– Ты меня дурачишь, – сказал он вслух и поставил картину в начале ряда, наблюдая, как город переходит в деревню, море, ночное небо. Как же он сразу не заметил? Как же не понял, что все это рисовала Тильда?
Дэви почти рухнул на кровать.
«О Боже! Она мошенница и лгунья. Она водила меня за нос добрые две недели».
Никогда еще он не хотел ее сильнее.
Услышав шаги Тильды на лестнице, Дэви приподнялся, но тут же снова сел. И когда Тильда вошла, все в той же истрепанной китайской куртке, блестя огромными глазами за выпуклыми линзами очков, с крохотными рожками-завитками, стоявшими дыбом на голове, у него захватило дух.
Она хотела что-то сказать, но увидела поставленные в ряд картины и поднесла руку ко рту.
– Привет, Скарлет! – бросил ей Дэви.
А Клеа в этот момент тоже было не до веселья.
Во-первых, Мейсон совершенно не обращал на нее внимания. Напялил дурацкий парчовый жилет, в поисках которого она обшарила все магазины Колумбуса, и вел себя как инспектор манежа в цирке. Даже купил ей уродливый стул, расписанный подсолнухами и птицами. И что прикажете ей с ним делать? Клеа была готова мириться со многими недостатками мужчин, которые женились на ней, но только не с потерей достоинства. У Сирила этого достоинства было хоть отбавляй. Поневоле пожалеешь о его кончине. Останься у него деньги, другого мужа ей и желать было бы нечего.
Томас, официант, произведенный в повара, тоже вел себя как-то странно, бросая на нее сердитые взгляды поверх канапе. Он и до этого не отличался дружелюбием, хотя какого дружелюбия можно ожидать от слуги? Возможно, у него несварение желудка – все блюда были несколько жирноваты. А может, его мучает головная боль, – на эти синяки просто страшно смотреть. Собственно, ей-то все равно, но неприятно, когда тебя так разглядывают. Все время отвлекаешься.
В довершение всего откуда-то возникший Рональд попытался взять ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119