Никто ничего не знает и не узнает никогда, я тебе обещаю. Но с этим покончено.
— Дэзи, ты говоришь как маленькая мещанка. «С этим покончено»! Как это может быть, если мы любим друг друга? Ты принадлежишь мне, дурочка, и сама хорошо это знаешь.
— Я принадлежу только себе самой — и никому больше. Ты можешь делать, что тебе заблагорассудится, можешь продать все, что когда-то любил наш отец, вести тот образ жизни, что сам для себя выбрал, но я намерена остаться жить с Ана-бель на Итон-сквер. Убеждена, что она примет меня. И конец всему! Ты мне больше не нужен.
Рэм приблизился к ней и, крепко сжав пальцы, ухватил ее руку чуть ниже плеча. Дэзи продолжала сидеть молча, неподвижная, словно мраморная статуя. В комнате было предостаточно света, чтобы Рэм мог заглянуть в самую глубину ее бархатистых глаз, и обнаруженные в них твердая непреклонность Дэзи и ясно читавшееся осуждение привели его в ярость.
— Убери руку, Рэм, — приказала она.
Ее слова, произнесенные со спокойным достоинством, подействовали на него, как красная тряпка на быка. Сильными руками он схватил ее за плечи и рывком поднял с подоконника, поставив перед собой, как провинившегося ребенка, которому должен быть преподан урок послушания. Но Дэзи осталась спокойной и бесстрашно смотрела прямо ему в глаза. Рэм прижал ее к себе изо всех сил и впился губами в ее недрогнувшие в ответ губы. Она лишь прерывисто дышала. Укротив свой гнев и призвав на помощь все свое искусство, он принялся целовать ее долгими, нежными, непрерывными поцелуями, которые еще неделю назад приводили ее в трепет. Но теперь она оставалась пассивной и отстраненной, а губы ее были плотно сжаты и холодны как лед. Твердой, требовательной рукой собственника он гладил ее по голове, шепча в ухо:
— Дэзи, Дэзи, если ты не хочешь этого, то не надо, я буду просто целовать и обнимать тебя, я обещаю, клянусь тебе…
Но все то время, что он прижимал ее к себе, покрывая жадными поцелуями ее щеки, Дэзи чувствовала, как угрожающе давил на ее живот его поднявшийся член. Собрав остатки сил, Дэзи рванулась и высвободилась из его рук.
— Не выйдет, Рэм, я тебе не верю. Я ничего не хочу от тебя: ни твоих поцелуев, ни объятий, ни слов.
Она говорила тихо, понизив голос, чтобы никто в доме их не услышал, но в ее словах звучало презрение. Дэзи пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену, а он надвигался на нее с искаженным от вожделения лицом и горящими глазами — желание сейчас же овладеть ею сжигало его. Рэм совсем потерял голову. Он навалился на нее всей своей массой, прижал к стене, грубо задрал юбку.
— Ты бы никогда не осмелился на это, если бы отец был жив, грязный трус, — прошипела Дэзи.
Рэм с размаху хлестнул ее ладонью по лицу. Дэзи ощутила вкус брызнувшей крови — она поранила о зубы щеку изнутри. Он ударил ее еще раз, потом еще, а затем, когда она в панике попыталась набрать в грудь воздуху, чтобы закричать, зажал ей рот ладонью и поволок на кровать. Дэзи сопротивлялась изо всех сил, но в течение нескольких ужасных минут ей так и не удалось сбросить его руку со своего рта. Сглотнув, Дэзи почувствовала, как он сорвал с нее трусы, но ему пришлось еще дважды ударить ее, прежде чем он сумел коленями разжать и развести ей ноги. А потом начался показавшийся ей вечностью скрежещущий, обжигающий кошмар, когда Рэм с безжалостностью помешанного вновь и вновь вколачивал свой член в ее сухое, сопротивляющееся насилию лоно. Наконец все было кончено, и он ушел, а Дэзи осталась лежать неподвижно, не вытирая текшую изо рта кровь, растоптанная, уничтоженная, неспособная даже заплакать. Прошло еще много времени, прежде чем долгожданные слезы хлынули из ее глаз. Выплакавшись, Дэзи решительно встала с кровати и, ощущая боль во всем теле, пошла будить Анабель.
Анабель дала ей теплой воды и мягкое полотенце, помогла остановить кровь, а потом, крепко прижав к себе, слушала вновь и вновь повторявшуюся исповедь Дэзи, пока та, немного успокоившись, не заснула в ее постели. Только тогда Анабель дала волю душившим ее рыданиям, еще более горьким и мучительным, чем у Дэзи. Она предала Стаха, предала Дэзи. Преступление Рэма останется безнаказанным: она осознанно лишила себя возможности отомстить ему. Конечно, она больше не скажет с ним ни единого слова — он перестал для нее существовать, но у нее не было прав обратиться к правосудию. Что случилось, то случилось, говорила она себе, проклиная свою слепоту и доверчивость.
Как только рассвело, Анабель позвонила по телефону в тот отель в Лиможе, где остановилось на ночь семейство Кавана.
— Элеонора, это Анабель. Не спрашивай меня ни о чем, но скажи, как ты думаешь, возможно ли, чтобы Дэзи поступила в Санта-Крус?
— В этом году? А она не слишком молода для этого? — ответила Элеонора, верная своей привычке тут же брать быка за рога.
— Сейчас дело не в ее возрасте, главное, сумеет ли она сдать вступительные экзамены? Это очень важно, Элеонора, иначе я не отпустила бы ее от себя так рано.
— Я уверена, что она вполне готова к обучению в колледже. Послушай, я выясню, есть ли у них еще места и где она сможет сдать экзамены, хорошо?
— Ты сможешь сделать это завтра, нет, л имею и виду, сегодня, не дожидаясь возвращения домой? — умоляла Анабель.
— Можешь на меня положиться. — Элеонора была не из тех, кто задает лишние вопросы. — Я позвоню им, а потом свяжусь с тобой и сообщу, куда посылать документы Дэзи.
— Да хранит тебя господь, Элеонора!
— Анабель, ведь мы же старые подруги! И не волнуйся, Дэзи поступит в Санта-Крус, я тебе гарантирую. В конце концов, сумела же я заставить их принять Кики. Но имей в виду, это все же не Гарвард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171