Сегодня я еду на Монмартр еще и по другой причине. Я хочу заказать свой портрет на площади Тертр и, если поможет Бог, наконец, познакомиться с французом. Прямо какое-то наваждение, но повсюду я встречаю только иностранцев. В джаз-клубах преобладает американская колония, в «Шекспире и Ко и в моих любимых кафе на Сен-Жермен-де-Пре — тоже. Стоит мне покинуть то, что я называю „американской тропой“, и сесть на скамеечку в Люксембургском саду, ко мне тут же подходит араб или черный как смоль студент из Сенегала и хочет завязать беседу.
В кафе я неизбежно попадаю на туристов, которые заблудились, неправильно читают карту города или беспомощно смотрят на сдачу, со звоном брошенную на стол официантом. Поскольку все они чудовищно говорят по-французски (если вообще говорят), я с готовностью перевожу, помогаю и объясняю, ведь мы, канадцы, как я уже не раз упоминала, — дружелюбный народ.
Но мне не нужны туристы с фотоаппаратами и картой города. Я не хочу американца, англичанина, японца или испанца в джинсах, футболке, натовской куртке, с рюкзаком на спине. Я хочу премьер-министра, а если это не получается, то хотя бы не иностранца. Иностранка я сама.
Да-да. Я вытравила все следы. Преодолела свой канадский акцент. Не произношу раскатистое «р», не прибавляю неуклюжее «г» к словам. Меня принимают за парижанку, я болтаю по-французски так же лихо и непринужденно, легко и очаровательно, как местные жители. Я стала своей. И я хочу мужчину, который может то же самое. Который заглянет мне глубоко в глаза и без малейшего акцента скажет: «Я обожаю тебя!»
Я хочу этого, и Нелли тоже. Но, наверное, мы слишком много хотим. Я живу в центре Парижа — но где французы?
Конечно, я уже знаю, что первый год в Париже иностранцы всегда знакомятся только с иностранцами (хорошенькая перспектива для того, кто, как я, приехал на полгода!). Я знаю, что французы неохотно общаются друг с другом, могут двадцать лет проработать в одной комнате, стол к столу и никогда не назвать друг друга по имени или задать вопрос личного свойства.
Французы сотканы из противоречий, они остроумны, гостеприимны, жизнерадостны — но по сути своей глубоко недоверчивы! Охотнее всего проводят время с собственной семьей, каждый, кто не связан с ними родственными узами, подозрителен им. С чего это им вдруг сближаться с иностранцами?
Тем не менее, я не оставляю надежды. Напротив, перехожу во фронтальное наступление. Еду на Монмартр. Там, согласно статистике городской администрации, существует триста шестьдесят официально зарегистрированных художников, и больше половины из них — французы.
Мой план прост. Если мне кто-то приглянется, я закажу свой портрет. Если он мне потом не разонравится, приглашу его домой на ужин. Остальное будет видно.
На улице жарко. Что мне надеть? Долго не раздумываю. Конечно, мой новый «салопет», он мне особенно идет. Нежно-розовый хлопок в мелкую крапинку, легкий, воздушный и удобный. Последний крик моды в Париже в этом сезоне. Забавная вещь, смесь детского комбинезона и костюма астронавта, состоящая из длинных брюк с пришитой к ним верхней частью, без рукавов, с глубоким вырезом, скрепленной на плечах лишь тонкими бретельками. К нему белые лаковые туфли на низком каблуке, никакого белья и узкий поясок из розового жемчуга.
Свои пышные волосы я заплетаю в косу. Кроме легкой розовой помады, не наношу никакой косметики. Выгляжу, как школьница. Это — не преувеличение. За последние недели, с тех пор как перестала есть мясо, я значительно помолодела. Круги под глазами исчезли, кожа стала чище, и все лицо выглядит свежее.
Засовываю тысячу франков в карман брюк, прихватываю свои новые белые солнечные очки и выхожу из дома. Вернусь с французом. Если уж не могу писать, то хотя бы набираться опыта мне под силу. Продвину работу над книгой Нелли хотя бы таким путем. Это самое малое, что я могу для нее сделать.
На Монмартр еду не на такси, а на автобусе. В четверть третьего я на знаменитой площади Тертр. Там настоящее столпотворение. Я совсем забыла, что сегодня воскресенье, и по уик-эндам тут все забито людьми. Сегодня особенно худо. Погода прекрасная, и весь Париж, похоже, устремился сюда. Люди толпятся вокруг маленькой площади в шесть рядов. Тут французы из провинции. Туристы со всего света. Дети и собаки.
Слышны языки и наречия всего мира, настроение у всех самое радужное, и под красивыми красными зонтиками в середине площади нет ни одного свободного стула. Мне все-таки удается найти одно местечко — за столиком группы канадских туристов из Квебека (которые тут же принимают меня за француженку). Меня приглашают выпить с ними, и я заказываю себе маленькую чашечку крепкого кофе и бутылку «Перрье». Пока мы беседуем о Лувре, Моне Лизе, Нотр-Дам и парижских мужчинах, я с нетерпением жду, что хаос уляжется и я смогу, наконец, добраться до художников, которые вплотную друг к другу сидят на тротуарах.
К пяти часам толпа немного рассеивается. Я благодарю земляков и встаю. На площади хотя и осталось порядком туристов, но, по крайней мере, можно передвигаться без того, чтобы тебя толкали и пихали со всех сторон.
Я медленно обхожу площадь, и настроение мое значительно поднимается. Скажу сразу: количество художников впечатляет. Среди них, правда, на удивление много художниц, но мужчины преобладают и весьма радуют глаз. Есть высокие и маленькие, плотные и худые, черные, белые, желтые и красные (да-да, индейцы тоже умеют рисовать!). Есть кудрявые блондины и лысые, длинноволосые и модно причесанные, очаровательные мальчишки и интересные мужчины в зрелом возрасте, словом, есть все, и с каждым тут же завязывается разговор, стоит только остановиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96