– Это не животное, это печеночный паштет.
– А откуда берется печенка? Отгадай с трех попыток. Я не ем ничего, что приходит с бойни.
– Почему?
– Мне жаль животных. Фабрис жует.
– Убить я тоже никого не могу. Но эта штука такая вкусная. Расскажи о себе. Что ты делаешь в Париже? Ты замужем?
– Знаешь что, – перевожу я разговор, – покажи-ка мне свои картины. Это интереснее, чем рассказывать о себе.
– С огромным удовольствием! – Фабрис проворно вскакивает (его движения мне нравятся) и ведет к нише под его кроватью. – Это все для моей следующей выставки в Риме. – Он дает мне в руки одну картину за другой. – Через три недели вернисаж. Хочешь полететь со мной? Подумай. Как тебе нравятся мои вещи? Это не то, что мазня с площади Тертр. Ты так не считаешь? – Он выжидательно смотрит на меня.
Я молча киваю.
С точки зрения таланта он на несколько ступеней выше, чем уличные художники, в этом нет никакого сомнения. Линии четкие, выразительные, краски хорошо подобраны, это сильные картины, и они впечатляют. Это что касается техники. Но то, что он рисует, я нахожу отвратительным. Это исключительно женщины, и причем самые уродливые, которых я когда-нибудь видела. Тощие, морщинистые лица и тела. Отвисшие до пупка груди. Раскрытые в крике рты со щербатыми зубами. Во всем мире не найдется женщины с такой отталкивающей внешностью.
– Сильно, – говорю я, возвращая последнюю картину. – Но я не дам тебе рисовать себя.
– Почему?
– Потому что я не желаю выглядеть, как эти. Думаешь, мне жить надоело? С такой картиной в квартире я через неделю покончу жизнь самоубийством.
– Не бойся. Тебя я напишу иначе. Как солнечную королеву. У тебя такие обалденные цвета. Белая кожа. Изумительные волосы. Я много лет мечтаю о такой модели. Был бы я женат на тебе, я бы вообще рисовал только тебя. – Он складывает картины на полку, несколько других прислоняет к стене. – Ты красиво оденешься, – продолжает он, стоя спиной ко мне, – розовое тебе идет. Вот, – он протягивает мне пустой подрамник с натянутым белым холстом, – формат для твоего портрета. Если хочешь, начнем прямо сейчас.
– Сейчас? Ведь слишком темно. Тебе не нужен дневной свет?
Фабрис трясет головой, забирает у меня подрамник и закрепляет его на мольберте.
– Мне не нужен. Я всегда пишу ночью. С прожекторами. – Он показывает на потолок. – Я могу работать только тогда, когда темно. Становись туда. Расплети косу. Я хочу, чтобы твои волосы свободно спадали на плечи.
– Я могу куда-нибудь сесть? – протестую я. – От долгого стояния мне становится плохо.
– Ну, конечно!
Он приносит с кухни высокий табурет и помогает мне забраться на него.
– Минутку, – кричит он, прежде чем начать рисовать, – сначала быстренько фото. – Он включает лампы, снимает меня со всех сторон. – Чтобы освежить в памяти, когда ты уйдешь. Сегодня я скорее всего не управлюсь.
Потом он начинает работать. Я с интересом наблюдаю за ним. Он стоит в непринужденной позе перед мольбертом, слегка склонив голову набок. У него тонкие пальцы, красивые, сильные руки. Время от времени по лицу пробегает улыбка, словно он смеется над собой. Это тоже располагает к нему. Лучше, чем считать себя центром Вселенной. Но через два часа я уже не в силах больше сидеть.
– В чем дело? – спрашивает Фабрис, оторвав взгляд от холста.
– У меня все болит. К тому же мне пора домой.
– Хорошо. Иди сюда и полюбуйся моей работой! Ну, солнечная королева, нравится она тебе?
Сгорая от любопытства, подхожу поближе.
– Я использовал только три краски. Твои цвета. Слоновая кость, оранжевый и розовый. Что скажешь?
– Браво! – Я приятно поражена.
Фабрис и в самом деле нарисовал меня солнцем. Лицо в центре (пока только намечено), волосы вокруг, как огненные языки, во всю картину. Действительно очень красиво. В стиле модерн! Возвышающе! Радостно!
– Быть может, место между солнечными лучами я заполню золотом, – задумчиво говорит Фабрис, не отрывая глаз от картины, – но я должен еще подумать. Когда ты можешь снова прийти? Я свободен в среду. Ты тоже? Хорошо. Тогда выпьем еще на прощание по бокалу.
И он исчезает за маленькой дверцей под кроватью, которая, как я уже знаю, ведет в ванную. Его долго нет. Я слышу плеск воды. Принимает душ.
«Ага, – думаю я. – Сейчас время для полчасика нежности. И от этого мне не уйти! Фабрис хотя и симпатичный, но физически не мой тип».
Я люблю высоких мужчин. Минимум метр девяносто. Остальное не так важно. Блондин или брюнет, толстый или худой, это мне безразлично. Главное, чтобы был на голову выше меня. Если уж мужской интеллект не всегда вызывает мое уважение, то по крайней мере я хочу с восхищением смотреть на большое, красивое тело.
Фабрис слишком маленький. Но он француз, а французы – мое задание. К тому же это страна довольных женщин. Здесь мужчины по-настоящему любят женщин. Во всяком случае, так не устают утверждать сами французы в своих фильмах, книгах, стихах и песнях. Здесь целуют и ласкают, нежат и любят, всегда превосходно, в нужном темпе, и если нужно – всю ночь. Правда это или преувеличение? Это многое еще только предстоит выяснить. Правда, не сию минуту. Это было бы слишком поспешно и не в моем стиле.
Я не люблю в первый же день знакомства ложиться с мужчиной в постель. Малознакомые меня не возбуждают. Когда уже знаешь друг друга, постепенно растет напряжение. Когда уже невозможно взглянуть в глаза, чтобы тебя не пронизала дрожь, вот тогда поцелуй действительно хорош! Когда ты ничего не соображаешь, кровь стынет, в желудке резь и все плывет вокруг.
В первый день такого не бывает. Семь раз примерь, один отрежь. Познакомившись, нужно расстаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96