Я и опомниться не успела.
Она сжала ладонями виски, отчего лицо ее стало узким и маленьким, как у ребенка.
— Да не переживай ты так, мама. Я дома. Все хорошо.
— Ты на себя только посмотри. Глазищи на пол-лица. Маша, милая, ты не должна с ним больше встречаться. Обещай мне!
— Я не могу, мама, — тихо сказала Маша. Ужас промелькнул в глазах матери.
— Ты… Он… У вас что-то было?
Маша неуверенно покачала головой. Как назвать то, что возникло сегодня между ними? Как объяснить?
— Это мне кара за то, что воспитала тебя такой, — простонала мать. — Тургеневской девушкой. Ты мечтаешь о чистой, неземной любви, а он совсем не этого ищет.
— Откуда ты знаешь? — взволнованно сказала Маша. — Ты же его никогда не видела.
— Маша, ты умница. Рассуди здраво. Он богат, много перевидал в своей жизни, все ему доступно. Встретил наивную дурочку, у которой от фантазий только что крылья за спиной не растут, и решил позабавиться на досуге.
— Не говори так, не надо! — вскричала Маша, затыкая уши руками.
Слова матери хлестали, резали, жгли нестерпимо. Все очарование этой ночи разбилось вдребезги о ледяную жестокость этих фраз. Маша вдруг вспомнила, как резко обошелся Вадим с Лилей. Ее бледное, окаменевшее лицо встало перед глазами. Он был жесток с ней и ничуть не сожалел об этом. Ни тени тепла, сострадания, жалости. Значит, он может быть таким. А ведь их явно что-то связывало. Рано или поздно, но это должно было произойти, сказал он ей. А может быть, он прав и все кончается именно так, холодной жестокостью? Ледяной холод охватил ее. Что будет, если когда-нибудь он поступит так же и с ней? Нет, нет, не может быть!
— Вот ты уже и кричишь на меня, — удрученно произнесла мать.
Маша посмотрела на нее невидящими глазами. Прошлое, о котором она так упорно старалась забыть, встало перед ней, скалясь прямо в лицо.
— А ты забыла, почему мы здесь? — прошептала Маша и сама не узнала своего голоса.
Это произошло три года назад. Мама тогда работала в ПТУ учительницей русского языка и литературы. Он учился в ее классе. Коля Клюев, худой, сутуловатый паренек с бледным круглым лицом и стриженными неровным ежиком волосами. Нелюдимый и замкнутый, он был парией среди сверстников. Над ним вечно издевались, беспощадно и жестоко, как это нередко бывает среди подростков. Ей часто приходилось вступаться за него. Он жил со старой бабушкой и, судя по убогой одежде, сильно нуждался. Родители бросили его еще ребенком и вовсе не заботились о судьбе сына.
Учился он скверно, и его не раз собирались отчислить, но Машина мать всякий раз отстаивала его. Нельзя такого выбрасывать на улицу, доказывала она, покатится по наклонной плоскости, а так хоть худо-бедно, а профессию получит.
Однажды после уроков она зашла зачем-то в класс и увидела на последней парте нахохлившуюся, сгорбленную фигурку.
— Коля, — удивленно сказала она, — почему ты не идешь домой?
Он долго отмалчивался, но потом ей наконец удалось выяснить, что его обещали избить по дороге из училища. Кто и за что, он так и не сказал.
— Пойдем со мной, — решительно сказала она. — Никто тебя не тронет.
Как-то так само собой вышло, что она пригласила его к себе на обед. Она довольно часто приглашала учеников домой, позаниматься или просто так, и Машу это никогда не смущало. Но на этот раз все было иначе.
За все время, пока он был у них, Коля не проронил и десятка слов, обходясь в основном мимикой, кивками, а чаще неопределенным пожатием плеч. Это было бы ничего, если отнести подобную неловкость за счет незнакомого общества, природной стеснительности и недостатка воспитания. Но Маше чудилось, что дело вовсе не в этом, хотя, безусловно, присутствовало и первое, и второе, и третье.
Ее не покидало чувство, что он пристально следит за ней и отделывается односложными ответами, просто чтобы не отвлекаться. Его белесые, слегка прищуренные, узкие глаза чем-то напоминали волчьи, и Маша вдруг почувствовала себя дичью, которую выслеживает хищник.
Она попыталась отогнать неприятное ощущение, посмеяться над своими вдруг возникшими страхами, но у нее ничего не вышло. Стоило ей лишь взглянуть в его сторону, и под ложечкой возникал неприятный холодок, будто предупреждение об опасности.
Когда он наконец ушел, Маша впервые за весь день вздохнула свободно.
— Ты была странная сегодня, Маша, — сказала ей мать слегка недовольным тоном. — Что это на тебя нашло? Почти и не говорила с бедным мальчиком.
— Он мне не понравился, — честно ответила Маша. Она не привыкла что-либо скрывать от матери, даже если и знала, что ей будет неприятно.
— Ничего удивительного. Он такой забитый, неловкий, закомплексованный, так нуждается в нормальном человеческом отношении. Вот посмотришь, как он преобразится, если станет бывать у нас почаще.
— Но я вовсе не хочу, чтобы он часто бывал у нас, — возразила Маша. — Я бы ничуть не сожалела, если бы вообще никогда его больше не увидела. — И, подумав, добавила: — Есть в нем что-то жутковатое.
— Ну, ну, не надо преувеличивать. Ты же будущий педагог. Наше дело не только учить, но и исцелять детские души, если они больны. Если удастся спасти хоть одного такого несчастного, свое жизненное предназначение можно считать выполненным. — Она говорила горячо, увлеченно и с такой убедительностью, что Маша невольно заразилась ее настроением. — Этот мальчик балансирует на краю пропасти. Один маленький толчок в ту или другую сторону решит его дальнейшую судьбу. Мы реально можем помочь ему, даже не столько я, сколько ты. Вы почти одного возраста, у вас больше точек соприкосновения. Он с таким восхищением смотрел на тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45