Но она просто смотрела на него недоуменно — внимательно вслушиваясь в его слова, зная, что сейчас он откровенен и ей надо понять за какие-то секунды, не лучше ли ей и в самом деле согласиться на его предложение, потому что он явно желает ей зла, а значит, может его сделать.
— Ну так как, госпожа Польских, — что скажете? Ведь точно установим, что врете вы — что не просто так в свидетели записались. Может, вы знакомы были с покойным, а? А может, вы и убийцу знали? Может, покойный вас из машины высадил, чтобы деловую беседу провести, а тут его и?.. А может, вы его отвлекали, пока киллер химичил что-то там в машине? А может…
— …может, это я его и убила — вы, кажется, это хотели сказать?
— А вы не острите! — рявкнул хамелеон, окончательно теряя контроль. — Не то у вас положение, чтобы острить. Вам бы сделать что советуют и уйти спокойно и забыть обо всем. А то ведь… А то ведь до вас и бандиты докопаться теперь могут — а с ними, как с нами, не поговорите уже, у них разговоры другие. Да и тот второй, которого вы видели якобы — если он был, он ведь тоже где-то рядом. А вы еще и нам проблемы создаете. Так что не ровен час случится что с вами, Марина Евгеньевна. Да запросто — при нашей нервной жизни и при вашем отношении к нам что угодно случится. Зря вы в это лезете — вам бы одуматься, пока не поздно…
— Вы хотите сказать?..
— Я хочу сказать, что вы мне своими показаниями карьеру сломать пытаетесь, — а я вам гарантирую, что, если не перестанете воду мутить, я вас посажу к чертовой матери. Или бандитов, которые под покойником работали, к вам направлю — с ними-то пооткровеннее будете!
Мыльников кашлянул тихо — она видела краем глаза, что он бледный весь, словно все сказанное ему адресовано. Но он все-таки кашлянул — и потом еще и еще. Она не знала, приходит он на помощь ей или своему начальнику, слишком далеко зашедшему, — но сейчас это не имело принципиального значения. Потому что хамелеон остановился, уперся взглядом в стол, тяжело выдыхая.
— Может, водички, Анатолий Владимирович? Жарковато тут…
Хамелеон кивнул, сдвигая узел убогого полиэстрового галстука еще ниже, вставая и отворачиваясь к окну. Рубашка на спине — убогая серая рубашонка с коротким рукавом, слишком плотная для лета и вдобавок серая, сразу выдающая пот, — налилась большим неровным пятном, прилипая к коже. И из-под мышек видны были пятна, длинно ползущие вниз. Она только сейчас, посмотрев на него, подумала, что здесь и вправду жарко — грудь под топиком была вся мокрая, ну а в шортах, помимо почти всегда влажного места, взмокла еще и попка. Она просто не замечала этого раньше — слишком серьезно было то, что он говорил.
— Так вы хотели сказать?.. — повторила настойчиво, желая, чтобы он высказал все до конца, чтобы она знала, какие варианты могут ее ждать, чтобы посоветоваться потом, чтобы ей подсказали выход. Глядя в обращенную к ней хамелеонью спину, никак не желающую к ней поворачиваться. Выразительную спину — злобную, кипящую, пытающуюся успокоиться.
— Просим в интересах следствия воздержаться от всяких интервью. — Хамелеон, повернувшийся к ней наконец, был сух и официален, как в начале беседы, и цвет его стал обратно нормальным. — И только. Это в ваших интересах и в наших. Не найдем точек соприкосновения — и вам и нам будет плохо. Сами понимаете — будете давать интервью всякие, тот второй вас начнет искать. Вот и получится, что не уберегли мы свидетеля, потому что он сам на рожон лез. И искать некого, коль скоро свидетель не смог того второго описать. А нам бы этого не хотелось, Марина Евгеньевна, — девушка вы молодая, красивая…
Он посмотрел на нее, кажется, пытаясь понять, какой эффект произвели его как бы примирительные, но все еще содержащие угрозу слова. А потом оглянулся на затихшего, чуть раскрывшего рот Мыльникова.
— Вот так, Марина Евгеньевна. А цитировать мои слова прессе я вам не советую — беседа при свидетеле велась, при цельном лейтенанте милиции, так что за искажение моих слов к ответственности вас привлечем. Вот и весь наш разговор. Суть поняли — не слишком сложно для вас?
Она покивала молча, в мгновение секунды выбирая инстинктом, что показать на лице, — и рисуя там растерянность и подавленность.
. — Ну ладно — дела у нас, Марина Евгеньевна. И как бы ни приятно нам было ваше общество, задерживать вас более не можем. — Высказав все, что хотел, хамелеон стал прямо-таки галантен и игрив. — Так что скажете на прощание? К какому выводу пришли?
— О, вы были так убедительны… — Она улыбнулась натянуто. — Мужчины умеют убеждать — я всегда это знала. И… и разве может быть какой-нибудь другой вывод?
— Нет — совсем нет. — Хамелеон подмигнул ей неожиданно, поддержал под локоть, провожая до дверей кабинета. — Никаких обид, никаких претензий?
Здесь в дверях он впервые посмотрел на нее как на женщину — скользнув взглядом сверху вниз, задержавшись на полуприкрытой топиком груди, голом животе, обтягивающих шортах. А потом глаза медленно поползли обратно, остановившись на ее лице.
— Спасибо за совет. — Она улыбнулась ему уже чуть раскованнее, чуть смелее. — Я вам очень признательна. Правда. И если честно, жалею, что вообще что-то увидела.
— Тут уж ничего не поделаешь. — Хамелеон посерьезнел. — Кстати, если и вправду окажется, что был там кто-то еще, если обнаружится что-то — так мы вас вызовем, помощи попросим и спасибо скажем. Хотите, я вам хоть сейчас могу спасибо сказать — за то, что вняли моим словам. А сейчас прощайте, Марина Евгеньевна, — и как ни жаль это говорить, надеюсь, что мы больше не встретимся…
Он снова пробежал по ней взглядом, веселея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125