Оглядывая столики сильных мира сего, пришедших на чинную трапезу в обшитом дубовыми панелями зале, я могла удостовериться, что публика была, мягко говоря, не в восторге от нашего присутствия. Пока не произошло следующее. Я опрокинула устриц Джулиана на колени Роттерману, отчего тот повалился назад вместе со стулом. Как в замедленной съемке, он обрушился на соседний столик, катапультируя изысканную пищу в пространство, и, распластавшись, как обрюзгшая морская звезда, приземлился прямо у ног Джоанны Коллинз.
Тогда Джулиан повел себя самым прекрасным и благородным образом. Он тихо поднялся из-за стола, взял меня за локоть и повел к дверям, остановившись на секунду, чтобы сухо сказать метрдотелю: «Внесите в их счет».
* * *
– Борцам за независимость Соединенных Штатов за многое пришлось бы ответить, – спокойно сказал Джулиан, когда мы вышли из ресторана. – Если бы кто-то из них знал хотя бы одного такого Эдварда Роттермана, он бы хорошенько подумал.
Я обняла его и поцеловала в роскошные губы.
– Давай поженимся.
– Что?
– Давай поженимся.
– Когда?
– Прямо сейчас. Все бумаги готовы. Просто давай это сделаем. Неважно, лучше будет или хуже…
– Куда уж хуже? – спросил Джулиан, приятно удивленный. – Ты же не собираешься в постели пользоваться зубной нитью?!
* * *
Бюро регистрации на Розбери-авеню был как раз тем, что нам было нужно. Присутствовавшие там не имели к нам никакого отношения, а нашими свидетелями были просто люди с улицы. Никаких родственников. Никаких подвязок. Никаких девушек с цветами. И регистрировавший наш брак гей, разрешая Джулиану «поцеловать невесту», предупредил нас: «Только без языков».
Пока мой возлюбленный целовал меня, медленно и долго, я поклялась еще кое в чем более важном, чем любовь, уважение, жизнь в мире и согласии до самой смерти… И да не введет нас Господь во искушение, оставив в прошлом мальчиков-игрушек.
15
Оплакивая завязанные узелки
Вот прошло уже полжизни… и мы женаты. Мне потребовалось какое-то время, чтобы действительно понять – теперь я миссис. Потребовался целый медовый месяц. Мы назвали его «нашим медовым месяцем», но на самом деле это был обычный летний отдых в Тоскане на вилле Саймона и Вивиан.
Для меня так и осталось загадкой, почему старая бедная Тоскана тем летом заслужила столько внимания. Сюда хлынул поток продюсеров с Би-би-си, сценаристов и рекламных агентов, накаченных джин-тоником. Картина у бассейна недалеко от нашей виллы напоминала пародию на сериал «Спасатели», его английский вариант: волосатые белые ноги, вихляющие жирные ляжки, грузные формы и пивные животы. Красные тела, словно ошпаренные солнцем, были похожи на экзотическую салями, продававшуюся на рынке в Сиене.
Кроме участия в игре «вычисли итальянца» и мучительного страдания от ожогов, проявлявшихся после захода солнца, большую часть времени я проводила, стараясь не думать о Заке.
Я старалась не думать о нем и прогуливаясь до местного замка и обратно.
– Италия рождает жажду жизни, тебе не кажется? – напыщенно сказала Вивиан, когда мы плелись по пыльной дороге вдоль оливковых деревьев, колеблющихся от июльской жары.
– Да, – солгала я.
Мне казалось, что от итальянской сельской местности веет смертью. Всю ночь слышались какие-то звуки, будто кто-то кого-то убивал, и от этого кровь стыла в жилах. Дикие свиньи убивали сов, совы убивали кроликов, хозяйка в доме убивала мышей… Утром мы находили обглоданные кости каких-то животных. Окрестности оглашались криками, по которым можно было судить, что мы получим на следующий прием пищи.
Я старалась не думать о Заке, когда мы играли в рифмы, потягивая марочное «Сан-Джиминьяно» после ужина.
– Клитор, – придумала я рифму к слову «солиситор».
– Да у тебя клитор прирос к мозгу, – заныл Саймон.
– А, так вот где он находится! – пошутил Джулиан.
Я старалась не думать о нем, лежа в кровати в ожидании, когда Джулиан закончит работать. (Как всегда, ему нужно было предотвратить несколько повешений в какой-то далекой стране.)
– Я хотела бы задать тебе один очень интересный вопрос, – сказала я слабым голосом, когда он улегся в кровать около трех. – Как ты думаешь, существует ли секс после женитьбы? Давай так: в Тоскане засуха и тебе следует воспользоваться шлангом особой конструкции, а?
Я старалась не думать о нем, когда несколькими минутами позже начала стриптиз-представление, а Джулиан зевнул во весь рот.
– Ты зеваешь?!
– Нет же!
– Нет, ты зевнул. Твой рот открылся вот так… – Я округлила рот буквой «о».
– Прости, Бекки, просто я устал, – начал он, безразлично поглаживая меня.
– Господи, Джулиан! Как мне надоело, что ты все время работаешь! Оторвись ты от своей работы хоть на чуть-чуть. Ну, хотя бы на наш медовый месяц.
– Оторваться? Этих бедных людей могут повесить. Я уже отослал первое письменное заявление. Я им нужен. С такими делами я справляюсь быстрее других адвокатов…
– С другими вещами ты тоже справляешься быстрее других, Джулиан, – разочарованно сказала я, но он уже спал.
Я старалась не думать о нем, когда ежедневно просматривала зарубежное издание «Гардиан», доставлявшееся в местный ресторанчик. И вот однажды, открыв третью страницу газеты, я увидела огромный портрет Зака. Заголовок гласил: «Рок-бог в действии» – что-то про «струящиеся волосы и выдающуюся промежность». Еще его называли «Шекспиром под кайфом».
В этом и заключается ирония цензуры: любая попытка запретить художественное выражение является наилучшим видом рекламы. Материалы о судебном деле Зака повысили его рейтинг ровно настолько, чтобы его пластинка побила все рекорды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98