У Зака, похоже, одна приличная пара трусов для всяких там скучных формальных мероприятий, а в остальное время он их вообще, наверное, не носит, считая чем-то вроде защитной повязки после операции на прямой кишке. Так что на одной чаше весов Джулиан, который принимает душ три раза в день, а на другой – Зак, который сказал мне, что вообще не будет мыться, чтобы его волосы всегда пахли моим влагалищем.
Еще один важный аргумент – привязанность Джулиана. Конечно, главная его привязанность – его дела, но я не об этом. Я знаю, что он любит меня. Зак же – рок-звезда. А рок-звезды любят только гитары, в радости и горе, болезни и здравии, да пребудут они вместе вовеки веков. Разве не так? Но он сочинил песню обо мне-старушке. И ее крутят по радио, и каждый раз, когда я ее слышу, сердце у меня сжимается и разжимается, как гармошка. И дело не только в мелодии, которая застряла у меня в голове. Было что-то особенное в его словах о том, что англичане привязаны к своему жалкому существованию, о том, что, если бы в Англии была конституция, главным было бы «право на страдание». Очевидно, он заметил, как радостно и оживленно выглядят пассажиры в лондонском метро, как прохожие одеты в твид и барботин самых радужных тонов, как по-дружески здесь относятся к приезжим и как радушно принимают незнакомцев.
Одеваясь в бетонной кабинке, усеянной обертками от шоколадок и использованными презервативами, я думала о своей родине, соревнующейся за золото в Олимпийских играх по мазохизму. Ведь Великобритания – единственная страна в мире, где после революции население все равно вернулось к монархии – соскучились.
В отличие от своих соотечественников, я всегда жаждала приключений. Меня привлекала неопределенность. Но хватило ли бы у меня смелости ринуться в нее с головой? Вот перед глазами всплывал образ Закери Феникса Берна, словно парусник в Мертвом море моей души, и я готова была расталкивать женщин и детей, только бы попасть на его борт. Но секундой позже я резко отбрасывала этот вариант, ощущая, как тянет меня к Джулзу. По крайней мере, это проторенная дорожка в моем сознании.
Проходя через турникет в конце бесконечного коридора раздевалок, я видела вечернее субботнее солнце и Кейт с Анушкой, облокотившихся на бампер машины в ожидании меня и моего решения.
Ну и каков мой ответ? Могла ли я действительно расстаться со своей прошлой жизнью, словно сбросив старую кожу, и обрести новый покров? Разум говорил «нет», тело говорило «да». Ну что вам сказать? Моему клитору и мне впору разводиться: наши решения непримиримы.
– Так что же ты, черт возьми, будешь делать? – спросила Кейт, как только я опустила зад на нагревшееся сиденье Анушкиной машины.
– По поводу чего?
Кейт закатила глаза.
– По поводу всемирного потепления, конечно.
– Ну, давай же, куколка. – Анушка включила зажигание. – Я не умею читать чужие мысли.
– А если бы и умела, все равно тебе стоило бы брать за это полцены, – сказала Кейт, пристегиваясь на заднем сиденье.
– В любом случае, куколка, ты должна ему все рассказать до того, как это сделает агент Зака, – Анушка со скрежетом выезжала на основную дорогу.
– Знаю. Знаю. К тому же я не собираюсь больше прятаться и врать, что ничего не происходит. Не буду. Не могу. Я начинаю себя ненавидеть.
Да, пришло время отправиться домой и продемонстрировать мужу свою Ахиллесову пяту… а потом просто наступить ею ему на горло.
Но как же это сделать? Никогда еще у меня не было такого списка дел: 1) Купить тампоны. 2) Записаться на выщипывание бровей. 3) Уйти от мужа.
Что я ему скажу? Может, позаимствовать пару выражений из знаменитого мужского словаря «Я тебя бросаю»? Например: «Мне нужно немного личного пространства», «Я все равно люблю тебя, как друга», «Я лгала, потому что не хотела делать тебе больно», «Просто я тебя недостойна», «Дело не в тебе. Дело во мне», или лучше «Но ты же никогда не спрашивал меня, лесбиянка я или нет?».
Я мечтала о Заке. И съеживалась от мысли, что сделаю больно Джулиану. Мечтала и съеживалась. Мечтала и съеживалась. Вот такую эпилептическую румбу танцевали мои мысли всю дорогу до дома. Казалось, я собралась побить мировой рекорд по поглощению никотина, хотя вообще-то считалась некурящей.
Машина Анушки катила по дороге, мотаясь в разные стороны и задевая все, что только можно, по пути. Услышав знакомый звук, Джулиан выбежал из дома и, сияя, открыл дверь машины.
– Почему вы так долго?.. Кейт, Анушка, заходите, выпьем чего-нибудь.
Мои лучшие подруги обменялись тревожными взглядами и уставились на меня в зеркало заднего вида.
– Джулиан, – сказала я настойчиво. – Нам нужно поговорить.
– Конечно… но давайте сначала выпьем. – Он открыл переднюю дверь и изящно вывел Анушку на тротуар. – Я настаиваю. Сегодня такой прекрасный вечер. Кейт, ну зайди к нам.
Джулиан так давно не обращался к ней по-людски, что Кейт автоматически последовала за ним.
– Джулиан… – Я откинула переднее сиденье, выбралась из спортивной машины и поднялась по ступенькам. Пока я шла за Джулианом в дом, репетируя речь про «мне нужно чуть больше пространства», друзей, чувства, «я недостойна тебя», «дело не в тебе», «я лесбиянка» и т. д., каждый удар сердца чуть не пробивал мне ребра.
– Джулиан… – Пришло время освободиться от чувства вины, тяжким грузом лежавшего у меня на сердце. Но могла ли я произнести непроизносимое? – Джулиан, я должна тебе кое-что сказать…
Дверь в гостиную открылась, и я увидела своих друзей и родственников с бокалами вина. «Сюрприз!» – извергли они хором с дикой радостью.
Я застыла как вкопанная. Джулиан обнял меня за талию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98