Нет уж, если сам себя не побережешь, никто не убережет. Но за те три дня — спасибо! И судьбе, и Алеше.
Она поднялась из кресла, плотно прижав левую руку к боку, и подошла к окну. За стеклом сопливился снегопад, хлюпал мокрыми хлопьями. Сквозь прозрачный нейлон отчетливо просматривался рыхлый снег, темневший проталинами, и оголенный, озябший с непривычки асфальт, истоптанный белыми овальными следами. Природа явно грипповала, и радоваться болезненному переходу к весне резона не было никакого. Василиса достала градусник: ртутный столбик резво перескочил красную отметку и застыл на цифре 38, 2 — проклятый грипп спутал все планы. Во-первых, пролетает в трубу премьера в «Современнике», куда ее тащит неугомонная Настенька. Во-вторых, завтра нужно сообщить Изотовой о своем решении, а для его принятия требуется четкое мышление. При нынешнем раскладе таковое отсутствует. В-третьих, она уже целую неделю не высовывает нос на улицу, и это говорит не только о наплевательском отношении к своему делу, но и о пустом холодильнике, скудные запасы которого иссякли полностью. Но выйти сейчас на холод — все равно что взойти на эшафот. А безголовому состоянию Василиса Поволоцкая все же предпочитает голову, пусть и больную.
Тишину нарушили истеричные телефонные трели, словно дрелью задрелили стены. Носитель инфекции проковыляла обратно к креслу.
— Алло.
— Привет, это я! — Легкая на помине Тина заряжала трубку энергией и оптимизмом. — Как дела?
— Нормально.
— А голос почему кислый?
— Приболела чуток.
— Грипп? — Эпидемия в Москве агонизировала, но ее предсмертные судороги кое-где давали о себе знать.
— Ага.
— Антибиотики принимала?
— Нет, — честно призналась больная.
— Некому в аптеку сходить? Ответом было молчание.
— Я приеду, — деловито заявила Изотова. — У тебя наверняка и холодильник пустой?
— Нет.
— Твое «нет» настолько глупо, что глупее этого — только попытка выяснить, к чему оно относится! — фыркнула Тинка, а трубка, подхватив эмоциональную эстафету, возмущенно принялась шпынять гудками ни в чем не повинное ухо.
Васса бросила пластмассовую хамку на рычаг и, не задумываясь о последствиях короткого диалога, улеглась на диван и укуталась пледом. «Меня нет дома!» — приказала ногам строгая голова и через пару минут провалилась в горячую тяжелую дрему.
Приказ, естественно, был не выполнен: через час с хвостом строптивицы потащились на длинные назойливые звонки. Интересоваться, кто звонит, нужды не было, и хозяйка молча открыла дверь.
— Почему не спрашиваешь кто? — строго вопросила обвешанная пакетами Изотова, вваливаясь в прихожую.
— Заразиться не боишься? — ухмыльнулась бациллоноситель.
— Зараза к заразе не пристанет! — весело просветила непрошеная гостья и прошлепала в кухню.
— Босиком не ходи, — вяло посоветовала Васса и направилась в комнату.
— Нет, — удержала за руку вошедшая, — посиди пока в ванной. И дверь плотно прикрой!
Сопротивляться идиотским приказам не было сил, и лишенная хозяйских прав послушно подтянулась к фаянсовой компании. В квартире что-то грохнуло, щелкнуло, скрипнуло, затопало, и через целую вечность дверь ванной комнатушки энергично распахнулась. К этому времени Васса замерзла так, будто находилась на айсберге в одном купальнике, окруженная льдами, моржами и белыми медведями. Ее трясло от холода, и банного халата для утепления явно не хватало.
— Милка моя, да ты совсем плоха! — донесся из ледяной мглы встревоженный голос.
Изотова почему-то стала колыхаться и растворяться прямо на глазах. Васса этому очень удивилась, захотела ткнуть пальцем исчезающую плоть, но не успела и провалилась в черноту…
Проснулась от сильной жажды. И голода. Неизвестно — чего больше. Тарелочка теплой овсянки на молоке была сейчас воплощением гастрономических безумств всех кухонь мира, вместе взятых, включая и любимую грузинскую. Василиса откинула одеяло, пытаясь подняться с дивана.
— Нельзя! — Ласковый голос был негромким, но твердым. — Что ты хочешь?
Господи, а мужик-то откуда в доме?! Вроде в гости никого не звала. К изумленной хозяйке подошел незваный гость. Из Новороссийска. Прямо с капитанского мостика?
— Алеша! Ты откуда?
— С корабля — на бал, — улыбнулся он. И уточнил: — Гриппозный. Как вы живете в этой Москве? Холод, слякоть и болезни. У нас уже цветами на каждом углу торгуют. И солнышко греет. Тебе не кажется, что пора менять климат?
— Не кажется, — строго ответила москвичка. — Как ты здесь оказался? — Но строгость не прозвучала. Голос тихо пищал и выдавал слабые ноты.
— Подруга твоя впустила, — ответил улыбчивый гость. И для ясности добавил: — Тиной зовут. Ты не могла бы остаться в постели? — предупредил он следующую попытку встать. — На пять минут? Если, конечно, не сложно. А я кашу пока сварю.
— Пить очень хочется.
Он подошел к журнальному столику, придвинутому к дивану, взял бокал с водой и молча передал «суровой» больной.
Никогда еще эта бесцветная жидкость без вкуса и запаха не была такой сладкой, «слаще мирры и вина», как говаривал Александр Сергеевич. Васса с наслаждением проглотила последнюю каплю и откинулась на подушку.
— Устала, — пожаловалась она. И удивилась: видно, от гриппа размякли мозги. Никогда прежде ей бы и в голову не пришло проявлять свою слабость.
— Поспишь или поешь? — Алексей ловко перехватил падающий бокал и заботливо подоткнул одеяло.
— Посплю! — блаженно вздохнула «независимая» и, не переставая изумляться собственной стремительной дебилизации, заснула.
Разбудили негромкие голоса из кухни, аппетитные запахи и солнечные лучи, бьющие по глазам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109