И это молчание грохнуло по голове. «Я оскотиниваюсь, — отчетливо понял Борис. — Становлюсь тем, кого всегда презирал: безнаказанным, распущенным хамом. Обижаю беззащитного и воспринимаю доброту за слабость. А эта девочка — сильная. И с ней надо быть честным. К тому же нельзя собаке обрубать хвост по частям — от этого больше боли. Боль Ольга не заслужила. Да и никто не заслужил».
— Оля, — он взял ее за руку и усадил рядом, — ты прости меня. Я устал, вымотался. Сегодня был трудный день. Прости! — Проклятый слабак, когда же ты найдешь в себе мужество сказать правду!
— Нет, Боря, — тихо возразила она, — наш финал на трудный день не спишешь. — Голос чуть дрогнул.
Борис покатал пальцем укрывшуюся от чистоплотной хозяйки крошку на столе, подтянул пепельницу, вытащил сигарету, пристально ее оглядел, закурил.
— Прости меня. — Фраза была та же, но смысл теперь он вкладывал другой. — Я не должен был поддаваться твоему обаянию — молодости, красоте, уму. — Помолчал, подыскивая слова. — Устоять оказалось трудно. И я не устоял. Тогда я был на коне! — Глубоко затянулся, выпустил дым в потолок, с кривой усмешкой наблюдая за сизым облачком, поплывшим вверх. — Вперед гнала уверенность: в себе, в бизнесе, в будущем. И я решил, что места в седле хватит для двоих. — Он невесело улыбнулся. — Не хватило! Меня вышибло, а ты одна до цели не доскачешь.
— Боря, если дело только в этом…
— Нет, — мягко оборвал Борис, — не только. Я много думал в последнее время, почему все так сложилось. И понял: нет у меня права тащить тебя за собой. Когда ведешь любимую женщину вперед — один ответ. Когда тащишь назад — другой. А я не отступаю — падаю. И увлекать тебя с собой на дно — преступно и позорно.
— Я буду счастлива с тобой везде, — упрямо не соглашалась она с невразумительными доводами, — и на дне, и в облаках.
— Оля, — Глебов взял ее руки в свои, — пожалуйста, позволь мне остаться мужиком. Я не могу паразитировать на надеждах молодой девушки.
— Это не надежды, а знание. Я уверена, ты добьешься успеха, твои трудности — временные. Просто надо не забывать, что самый темный час — предрассветный. После него обязательно наступит утро и засветит солнце. Неужели ты не хочешь увидеть со мной рассвет?
— Я хочу, чтобы ты жила, а не скакала за мной по кочкам: вверх-вниз. Чтобы твои глаза привыкали к солнечному свету, а не шарили во тьме. Ты молода, красива, умна, ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу тебе дать.
— Я хочу заслужить только тебя, — тихо сказала она.
Черт, придется рубить по живому! Борис посмотрел в упрямые зеленые глаза.
— Я не люблю тебя. Прости! — И услышал в ответ неожиданное:
— Лен две недели цветет, четыре спеет, и только на седьмую семя летит.
На следующий день, вернувшись домой, Глебов увидел пустую квартиру — без молодой хозяйки и ее вещей. У двери одиноким столбиком торчал Черныш.
Лето пролетело как один пестрый, вертлявый день. Он ездил по Москве заведенным механизмом: не зная усталости, не считая часы, не различая будней и выходных. Научился распознавать людей, угадывать в добродушии — хитрость, в вежливости — жадность, в откровенности — подлость. Кто только не перебывал в салоне его «девятки»! Молодые и старики, веселые и унылые, говоруны и молчальники — люди, все разные и каждый похожий на других. Борис понял, что кабинетное знание людского материала отличается от нынешнего, как левая рука от правой. Обе приложены к делу, но одна лист придерживает, а другая формулы выводит. Знание «материала» не означало познание человека. «Материал» протискивался в кабинет бочком, заискивающе улыбался и рассыпался в похвалах, всегда готовый услужить. Человек мог обернуться другом и врагом, требовал открытого боя, однако не всегда играл по его правилам, звал вперед, не обещая поддержку. Но он был натурален и выставлял себе истинную цену. Просто приглядываться нужно внимательнее да ухо держать востро.
А погода сегодня отменная! Сентябрь в Москве иногда делает своим очумелым подопечным подарки. Солнце не жарило — грело и не пряталось за темными тучами — светило открыто и добросовестно. Кое-где встречались бабки с астрами, подмосковных бедолаг вытеснили голландские конкуренты, наводнившие столицу напыщенными, бездушными цветами. Москвички игриво размахивали яркими подолами или предлагали восхититься аппетитными попками да стройными ножками, затянутыми в джинсы. Словом, жизнь весело бурлила, обещая приятные сюрпризы.
— Не тужись, Черныш, прорвемся! — Борис ласково потрепал пса за черный нос. — Будет и у тебя телятинка.
Метрах в десяти от перекрестка голосовал молодой парень, рядом стояли мужчина средних лет и невысокая девушка. Спокойные, уверенные в себе, хорошо одетые.
— Добрый день! — Заглянул в открытую дверцу голосующий. — В Солнечногорск не подвезете?
Борис прикинул: езды в одну сторону не меньше часа, столько же — в другую. Гарантий подхватить на обратном пути клиента — никаких. Значит, по двойному тарифу.
— Оплачиваете оба конца.
— Хорошо! — с готовностью согласился парень и подозвал спутников. — Михал Саныч, Лена, прошу!
— Придется вам устроиться на заднем сиденье, — предупредил Борис. — Переднее занято.
Смуглое лицо вытянулось.
— Путь не близкий, стоит дорого, за ценой мы не стоим — по-моему, это не очень справедливо.
— Условия поездки не обсуждаются, — равнодушно пожал плечами водитель.
Чем-то этот вежливый ему не показался, да и загар какой-то вызывающий. «Уймись! — одернул себя Глебов. — Народ отдыхает по-разному: удачливый — на Канарах, неудачник — на своем диване. Не хватало еще вирус зависти прихватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109