Она сказала что-то насчет того, что если я немедленно не отдам ей бриллиантовую диадему, она устроит грандиозный скандал и погубит мою репутацию. А еще она сказала, что сама не понимает, как это произошло. Потому что они с сэром Фрэнсисом Бикманом женаты тридцать пять лет, и последним его подарком ей было обручальное кольцо. Тут Дороти ей сказала: «Мадам, не в ваших силах погубить репутацию моей подруги. С тем же успехом вы можете погубить еврейский флот». Я была очень горда тем, что Дороти вступилась за мою репутацию, потому что в подругах самое удивительное — это то, что они друг за друга заступаются и друг дружку поддерживают. Леди Фрэнсис Бикман, может, дама и решительная, однако поняла же она, что не в силах потопить целый флот, в котором столько кораблей. И ей пришлось прекратить разговоры про мою репутацию.
Поэтому она сказала, что обратится прямо в суд и заявит, что это было злоупотребление влиянием. А я ей сказала: «Если вы явитесь в суд в этой шляпке, мы еще посмотрим, не сочтет ли судья, что никакого злоупотребления влияния в том, что сэр Фрэнсис Бикман смотрел на девушек, не было». Тут Дороти меня поддержала: «Мадам, моя подруга права. Такая шляпка сойдет с рук разве что английской королеве». Тут леди Фрэнсис Бикман разозлилась окончательно и сказала, что пошлет за сэром Фрэнсисом Бикманом, который, когда узнал, что леди Фрэнсис Бикман про все узнала, внезапно отправился охотиться в Шотландию. А Дороти сказала: «Вы что, отпустили сэра Фрэнсиса Бикмана одного к этим шотландским мотовкам?» И еще Дороти сказала, пусть следит за ним получше, а то он так и прогуляет все до последнего пенни. Я вообще предпочитаю, чтобы с такими невоспитанными дамами, как леди Фрэнсис Бикман, разговаривала Дороти, потому что Дороти говорит на их языке гораздо лучше, чем такая благовоспитанная девушка, как я. Так вот, Дороти сказала: «Вы уж лучше не посылайте за сэром Фрэнсисом Бикманом, потому что, если бы моя подруга решила его растрясти по-настоящему, у него бы ничего, кроме титула, не осталось». И тут уж я сказала, что да, я американская девушка, а нам, американским девушкам, на титулы наплевать, потому что мы, американские девушки, так говорим: что хорошо для Вашингтона, то и для нас хорошо. А леди Фрэнсис Бикман только еще больше разозлилась.
И тут она заявила, мол, если понадобится, она скажет судье, что сэр Фрэнсис Бикман, когда отдавал мне диадему, был не в себе. А Дороти ей на это: «Мадам, если вы отправитесь в суд, судья только на вас взглянет и сразу решит, что сэр Фрэнсис Бикман был не в себе еще тридцать пять лет назад». Леди Фрэнсис Бикман же сказала, что с самого начала знала, с какого рода людьми ей придется иметь дело, а она с такими людьми никакого дела иметь не желает, потому что это оскорбляет ее достоинство. А Дороти говорит: «Мадам, если мы оскорбляем ваше достоинство так же, как вы оскорбляете наши взоры, я бы вам пожелала стать членом общества „Христианская наука“ . Это, похоже, леди Фрэнсис Бикман окончательно разозлило. И она заявила, что будет действовать через своего поверенного. А когда она выходила, то споткнулась о длиннющий шлейф своего платья и чуть на пол не рухнула. А потом Дороти высунула голову в коридор и крикнула ей вслед: «Юбку-то подоткните, на дворе нынче двадцать пятый год!» Я расстроилась ужасно — так все получилось неблаговоспитанно, и все потому, что пришлось общаться с этой грубиянкой леди Фрэнсис Бикман.
30 апреля
Само собой, наутро к нам явился поверенный леди Фрэнсис Бикман. Только на самом деле он никакой не поверенный, имя было указано на карточке — какой-то мсье Бруссар, и он вроде как адвокат — так по-французски называют юристов. Мы с Дороти еще не одевались и, как обычно, сидели в пеньюарах, и тут раздался громкий стук в дверь, мы даже «войдите» сказать не успели, а он уже ворвался к нам в номер. Да, он, похоже, действительно из французов. В том смысле, что визжать поверенный леди Фрэнсис Бикман умеет не хуже таксистов. Он, визжа, ворвался в комнату и все никак не умолкал. Мы с Дороти кинулись в гостиную, Дороти только на него взглянула и говорит: «В этом городе что ни утро, то какие-то скандалы!», а наши нервы уже этого не выдерживают. Этот мсье Бруссар протянул нам свою карточку и все визжал, визжал да еще руками размахивал. А Дороти сказала, что он совсем как Мулен-Руж, что значит «красная ветряная мельница», только Дороти решила, что от него шуму еще больше и ветер он сам нагоняет. Мы довольно долго стояли и смотрели на него, и нам в конце концов это надоело, потому что он все верещал по-французски, а мы ни слова не понимали. И Дороти предложила: «Давай проверим, остановят его двадцать пять франков или нет! Пятью франками можно таксиста остановить, а адвоката, наверное, двадцатью пятью». Шуму от него было ровно в пять раз больше, чем от таксиста, а пятью пять — двадцать пять. Он как услышал, что мы про франки заговорили, вроде как немного успокоился. Дороти достала свое портмоне и дала ему двадцать пять франков. Тогда он перестал визжать, сунул деньги в карман, а потом достал огромный носовой платок с лиловыми слонами и принялся плакать. Дороти опешила и говорит: «Послушайте, вы нас, конечно, очень позабавили, но если собираетесь продолжать в том же духе, то лучше уходите».
А он показывает на телефон, мол, вроде как позвонить хочет, а Дороти говорит: «Если вы думаете, что по этой штуковине можно звонить, валяйте, только мы пробовали — толку никакого». Он кинулся к аппарату, а мы с Дороти отправились одеваться. Он позвонил, а потом метался то к моей двери, то к двери Дороти и все говорил что-то, рыдая, но нам с Дороти это успело надоесть, так что мы на него внимания не — обращали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32