– Боже, – прошептала Лиззи.
– Графиню увезли на Лубянку, – продолжала Рианон, – бросили в камеру, где воняло потом, кровью, рвотой и бог знает чем еще, где уже была уйма народу. Там были трупы и умирающие. Раз в день охрана забирала трупы и уничтожала, а оставшихся в живых пытали, чтобы добыть информацию о том, чего они не знали, или заставить сознаться в том, чего вообще не было. А если эти люди уже прошли все возможные пытки, их оставляли в буквальном смысле слова гнить заживо. Их почти не кормили, так, бросали остатки от обеда охраны или что-нибудь с помойки.
Если я правильно помню, графиня провела на Лубянке, а может, в другой советской тюрьме по меньшей мере десять лет, после чего какая-то подпольная группа сумела найти ее и освободить.
– Где же был ее муж? – ахнула Лиззи.
– Кажется, в момент ареста его не оказалось дома и скорее всего он так и не узнал, куда увезли семью. Галина говорила, что он погиб под Сталинградом.
– Господи, так они все… – пробормотала Лиззи.
– Тебе отлично известно, – отозвалась Рианон, – что в советской России никто хорошо не кончал.
Лиззи кивнула и опустила голову, словно на нее давила некая тяжесть.
– Итак, – произнесла она, – графиню освободили подпольщики. Что было дальше?
– Я не знаю деталей, – ответила Рианон. – А что-то уже забыла. Словом, в конце концов Катерина Казимир оказалась в Лондоне и, используя связи, смогла найти дочь. Ее младший сын умер в лагере на Колыме. Мальчику было восемь лет.
– В каком возрасте его арестовали?
– Наверное, лет в шесть-семь. Дочь оказалась где-то в Грузии. Когда ее отняли у матери, девочке было пять лет, когда они увиделись снова – двадцать пять. Она тоже побывала на Колыме. Ее там пытали – ребенка! – посылали почти раздетую на мороз помогать складывать дрова или убирать снег. Галина про эти двадцать лет всегда рассказывала как-то туманно, наверное, потому, что никто ничего толком не знал. Дело в том, что ее мать – дочь графини – онемела в результате травмы. Кое-что она записала, но ясно, что ей не очень-то хотелось вспоминать. Кто мог бы упрекнуть ее за это? Тем не менее года через два после того, как мать ее спасла, у нее был роман с каким-то англичанином, чье имя не произносилось вслух. Вероятно, этот человек был женат. В общем, он стал отцом ребенка. Когда Галине исполнилось пять лет, ее мать умерла от туберкулеза, и графиня взяла внучку на свое попечение. Не слышала, чтобы с тех пор отец Галины давал о себе знать.
– А она сама не пыталась его найти?
– Не знаю. Честно говоря, по-моему, она не очень-то им интересовалась.
– Довольно странно.
Рианон пожала плечами:
– Знала бы ты Галину, ты бы так не сказала.
Лиззи ненадолго задумалась, а потом спросила:
– Значит, ее воспитывала бабка?
Рианон кивнула.
– Думаю, денег у них никогда не было. Графиня до самой смерти помогала людям вырваться из России, и, наверное, те из них, кто был обеспечен или разбогател на Западе, позаботились о том, чтобы графиня с внучкой ни в чем не нуждались.
– Похоже, необыкновенная была женщина.
– Угу, – согласилась Рианон. – Но раны ее так и не затянулись. Да этого и не могло быть, верно?
Подруги снова помолчали. Рианон заговорила первой:
– Как странно, что я после стольких лет опять говорю о Галине. Когда-то она была значимой частью моей жизни, и для меня было естественно думать о ней. А сейчас я как будто вспоминаю детство, и многое представляется совершенно в ином свете. – В голосе Рианон сквозило удивление. – Знаешь, я, кажется, никогда раньше не считала ее несчастной. А ведь так, наверное, и было, ведь другие девочки постоянно смеялись над ней.
– Почему?
Рианон задумалась.
– Месть, наверное. Она нас пугала рассказами о том, что с нами сделает ее бабка, если мы не оставим ее в покое. Мы были детьми и платили ей той же монетой.
Лиззи кивнула.
– А когда вас поселили в одной спальне?
– Нам обеим шел четырнадцатый год. Галине исполнилось четырнадцать в день начала занятий. Шофер привез ее, старуха, слава Богу, ее не провожала. Галина прошла в нашу комнату и вдруг разревелась. Я всегда жалею тех, кто плачет. Оказалось, у Галины день рождения, и все, в том числе бабка, об этом забыли. Конечно, разве четырнадцатилетняя девочка перенесет такое? Пришлось ее утешать, и теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что с тех пор, сколько мы были вместе, я все время утешала ее за тот забытый день рождения. – Рианон вздохнула и покачала головой. – Она хорошо умеет использовать чужую жалость, хотя сама – добрейший на свете человек. Она не задумываясь отдала бы последнюю шоколадку, последнюю пару чулок, даже последние пятьдесят пенсов. Только вот Господь тебя упаси перейти ей дорогу. Если Галина чего-то захочет, она этого добивается, и средства ее не волнуют. В детстве она завидовала всем и вся, ненавидела весь белый свет. Сейчас я вижу, что она была одним из самых эгоистичных людей, кого я встречала.
Никогда не забуду, как я пришла в нашу комнату и обнаружила, что все мое белье искромсано. Страшно вспомнить, что она натворила. И знаешь из-за чего? У меня грудь больше, чем у нее. Я понимаю, это звучит дико, но вот такой она была. Она в то время уже встречалась с мальчиками, поэтому такие детали занимали ее куда больше, чем меня. – Рианон печально улыбнулась. – Странно вспомнить, но тогда мы все считали, что Галина безумно рано выросла и что она страшно хитрая, потому что ей удается сбегать по вечерам на свидания. Она говорила нам, что уже занималась любовью с двумя, а то и тремя парнями. Так это или нет, представления не имею. Да, она рано начала отношения с мужчинами, я сама видела, как пару раз она садилась к ним в машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167