— Как ты можешь такое спрашивать?
— А вас и правда зовут Форрест Икситер? — спросила Джина. — Звучит как из романа девятнадцатого века.
— Гораздо древнее, — сказал Форрест. — Вы изучали литературу? Если так, то вы слышали о «Книге Икситера» — собрании старой английской поэзии, датируется примерно 1070-м годом. А Форрест, как вы конечно, поняли, если знаете литературу, это моя модификация названия «Форрест Лаверс» («Лесные Любовники»), романа который действительно был написан в прошлом столетии…
— Джина, я могу с тобой поговорить? — в дверях стояла Эмма.
" — Конечно, — и словно освобожденная от некоего тяжкого испытания, Джина вскочила со стула.
— Эмма, иди лучше к нам, — сказала Клер.
— Не сейчас, может быть, попозже. Мне надо поговорить с Джиной..
— Уже час пятнадцать, — сказала Джина, выходя за ней в коридор. — Ты что, только встала?
— Немного раньше.
Они прошли в гостиную и Эмма бросилась на кушетку:
— Я просто не могла себя заставить встать. А мне надо, надо, потому что мы проводим дополнительные съемки, Хейл не может ждать, а я должна быть молодцом, я всегда должна быть молодцом…
Джина села с ней рядом:
— Ну-ка, погляди на меня.
Эмма медленно подняла голову, моргая на серо-белый свет, пробивавшийся сквозь низкие облака и редкие снежинки. Она встретилась со взглядом Джины, но было такое впечатление, что вовсе ее не увидела: ее взгляд был какой-то смазанный, рассеянный, ни на чем не сосредоточенный, ничем не интересующийся.
— Ты слишком увлеклась этой дрянью, сказала Джина грубовато. — И, на мой взгляд, ты к тому же смешиваешь разные яды. Эмма? Ты меня слышишь?
— Конечно. — Постепенно Эмма сфокусировала свой взгляд на ней. — Я в порядке, Джина, просто мы ужасно, поздно закончили вчера, вот и все; я думаю, вернулась домой в четыре ночи или около того.
— Наркотики и выпивка, да?
— Не много, Джина, я вообще много не пью, мне не нравится вкус.
— И еще что-то, третье. Что же? Что ты еще принимала в последнее время?
— Не знаю…
— Ну же, солнышко, просто скажи мне, что ты принимала. Наркотики, выпивка и… что?
— Только какое-то снотворное. Я иногда не могу заснуть. А мне нужно, потому что иначе я буду ужасно выглядеть на следующий…
— Какое?
— Ну, какие-то обычные пилюли, Джина, ничего такого.
— Какое?
— Называется «Халсион».
— Никогда не слышала. Нечто… не могу вспомнить. — Джина нахмурилась. — Кто тебе его прописал?
— Доктор Саракен, Брикс его знает. Все нормально, Джина, оно действительно помогает.
— И поскольку ты принимаешь?
— Не знаю. Не много. Одну пилюлю. Иногда две.
— Это все плюс наркотики и алкоголь.
— Нет. То есть не всегда. Я не много принимаю, Джина — капельку.
— А чего не много?
— Кокаина, чаще всего: он нравится Бриксу. И он ничего дурного со мной не делает, просто мне становится хорошо и радостно, вот и все; Брикс и выпить любит, но мне действительно вкус не нравится. Кокаин я люблю больше, с ним все кажется отличным. Не то, чтобы я наркоманка или что-то в этом роде, я не привязана к этому, это просто… как инструмент для улучшения жизни, так Брикс говорит: как ручка — для письма, да? В общем, мы используем кокаин, чтобы немного повеселиться.
— Оригинально! — сказала Джина сухо.
— Он очень умный. Джина, послушайся должна тебе сказать. — Она попыталась сесть прямо. — Я говорила с Бриксом и он сказал, что они переносят дату выпуска, ну, понимаешь, ПК-20.
— Они отменяют выпуск?
— Он сказал, что переносят до тех пор, пока не проведут кучу новых тестов.
— Он так сказал? Эмма, он действительно так сказал?
— Да, он обещал. Он сказал, что я не должна никому говорить, так что ты держи это при себе, тебе-то я должна была сказать.
— А почему нельзя никому рассказывать?
— О, по многим причинам. Но больше всего его волнует репутация компании; он сказал, что иначе все начнут говорить, будто у них плохой контроль качества, и тогда снова заработать репутацию будет очень сложно. Может быть, никогда больше не удастся.
— А может быть, люди станут говорить, что компания — хорошая, очень заботливая, и так охотно тратит деньги, чтобы гарантировать безопасность покупателям.
Эмма снова смешалась:
— Да, может быть. Но Брикс так не говорил. Он очень заботился, на самом деле, чтобы никто не узнал о том, что происходит. Даже о записках. Он все спрашивал и спрашивал…
— О записках? Ты сказала ему, что видела их? Эмма, я же просила тебя, я буквально умоляла тебя не говорить ему.
— Я знаю, но как иначе я бы его предупредила? Я должна была рассказать ему все, или он не воспринял бы меня серьезно.
Джина в задумчивости опустила голову и глубоко вздохнула. Затем подняла глаза:
— Что он спрашивал?
— Что?
— Ты начала говорить о записках, что он все спрашивал и спрашивал… что-то.
— А! Не рассказывала ли я о них кому-нибудь.
— И? Что ты сказала?
— Ну, я сказала, что нет. Что еще я могла сказать? Он бы меня возненавидел, если бы узнал, что я рассказала тебе, и раз уж я однажды сказала «нет», то теперь приходится это повторять.
Джина вздрогнула:
— Почему повторять?
— Я же тебе сказала: он "все спрашивал и спрашивал. Про записки, про тесты, которых они не делали, про тесты, которые, он говорит, они собираются начать, про все это. Все это так сложно, я даже не хочу об этом думать. Я не собираюсь об этом думать. Я собираюсь лечь спать, я так хочу спать…
— Подожди-ка. — Джина ухватила ее за руку. — Послушай, это важно. Он считает, что ты единственный человек, который знает о записках?.
— Да, все в порядке, он не волнуется, он знает, что может мне доверять. — Она уткнулась в Джину. — Я иду спать, я просто хотела, чтобы ты узнала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173