— Не могу сказать, что мне понравилось, когда ты говорила мне, каким ничтожеством я был, — сказал он, словно прочитав мысли Ники.
— Я никогда этого не делала!
— Ха! — Он засмеялся. — Мы сейчас говорим о правдивости. Помнишь Нэшвилл?
Ники вздрогнула. Да разве могла она забыть?
— Как бы то ни было, — продолжал Уилл, — я думал о том, что ты сказала. Я с ума сходил по тебе, но я знал, что ты не из того сорта людей, которые что-то говорят без оснований. И я понял, что было что-то не правильное в том, как я цеплялся за Бет.
Он произнес имя своей утраченной любви с такой нежностью, что Ники ощутила укол ревности. В то же время она была польщена, что Уилл думал о ней, когда они были в разлуке, и тронута, что он хотел поделиться с нею своими воспоминаниями.
— Мне было всего лишь пятнадцать, когда я встретил Бет, — рассказывал он, — но я знал, что она та самая, кого я хотел. — Просто и проникновенно он говорил о своей первой невинной, сдержанной и неумирающей любви к девушке, пленившей его сердце. Мы всегда говорили «навсегда». И не знали, что все кончится так скоро. Бет заболела лейкемией, когда ей было семнадцать. Она так отчаянно боролась, Ники! — продолжал Уилл надломившимся голосом. — Она так хотела жить!.. Господи, а как я хотел, чтобы она жила! Но она умерла перед самым окончанием школы… Ее похоронили в том платье, которое она должна была надеть на выпускной вечер… Розовом с оборками… — Уилл словно удалился куда-то, его повлажневшие глаза блуждали где-то далеко за деревьями и цветами.
Ники соболезнующе дотронулась до его руки. Уилл улыбнулся благодарно, словно хотел сказать, что он снова сейчас здесь, с Ники.
— После той вспышки, что произошла между нами в Нэшвилле, я посетил могилу Бет. Я часто это делал…
— Я не знала…
— Конечно, ты не знала. Я ничего не говорил тебе о ней. Даже когда я был… Ладно, даже когда думал, что именно ты можешь стать той, кого бы я мог действительно полюбить…
«Кого бы я мог полюбить…» Это прозвучало как стихотворение или песня, Ники же это показалось откровением. Уилл, видимо, ожидал от нее какого-то ответа. Но она размышляла, как мог мужчина, который любит, действовать подобным образом.
— Как бы то ни было, — продолжал он, я пошел на кладбище и разговаривал с ней, но что-то стало другим. Я всегда воображал, что слышу ее голос. Нет, не вслух, — поспешно добавил он, — я не сумасшедший. Но я слышал ее голос внутри себя, словно она все еще была со мной, и до тех пор пока это продолжалось, было ощущение, что все еще может вернуться. Но в тот день я был… Ладно, я был просто мужчина, стоявший у могилы женщины, которую любил… Это было словно… словно она умерла еще раз. И я знал, что она уже никогда не вернется.
Его голос был таким мягким, таким нежным, что Ники' не ощущала теперь никакой ревности, только печаль из-за его боли.
— Прости, что я так растревожила тебя, — сказала она. — Я не имела права…
Он коснулся пальцами ее подбородка и заглянул ей в глаза.
— Если ты начинала любить меня, у тебя было полное право…
Она опустила глаза. Может быть, ему так легче, подумала она, оставить в покое дух умершей любви. Может быть, было гораздо труднее похоронить страхи, что она еще слишком жива.
После полудня они взобрались на Парламентский холм и стояли на южной окраине, взирая на город, раскинувшийся перед ними как огромная пестрая деревня. Уилл: обнял ее за плечи, и она не стала отстраняться.
Поскольку в восемь часов у Уилла был концерт, они решили поужинать пораньше. Ники предложила отправиться в «Ле Гаврош», который, по словам Харди, был лучшим французским рестораном в Лондоне. Уилл скорчил гримасу. Он пообещал накормить ее лучшей едой по эту сторону Атлантики, остановил такси и дал адрес на Пикадилли. Когда Ники увидела, что имел в виду Уилл — крохотный фасад, отмеченный простой вывеской «За милую душу» — она скорчила гримаску.
— Только попробуй отказаться, — серьезно сказал Уилл, — если это место не выглядит зазывающе, еще не значит, что тут плохо.
— Но и то, что здесь хорошо, еще тоже ничего не значит, — возразила Ники, размышляя, почему Уилл так старается доказать, что успех совсем не изменил его.
Уилл заказал себе зубатку и зелень: все это не имело ни малейшего сходства с тем, ' что Ники когда-либо видела или собиралась есть.
Она ела салат и много хлеба с маслом, отклонив обвинение Уилла в снобизме заявлением, что предпочитает быть здоровым снобом, чем посмешищем с пищевым отравлением. И хотя они весело переругивались, Ники чувствовала себя с Уиллом много легче, чем ей было долгое время. Не потому ли, что он приоткрыл ей самые сокровенные уголки своего сердца и, кажется, пригласил се туда?
После ужина Уилл подвез Ники к ее отелю и вручил ей конверт, в котором находился билет и пропуск за кулисы.
— Теперь я должен идти, дорогая, — сказал он, — но я буду ждать тебя после выступления.
Ники поспешила в спой номер, чтобы побыстрее освежиться. Приняв душ, она тщательно оделась и только что купленное шелковое белье, затем скользнула в мягкое облегающее шелковое платье циста морской волны от Кэролайн Рем и изящные вечерние туфли. Потом нанесла свежий макияж: подрумянила скулы, оттенила веки, подкрасила свои роскошные ресницы. Завершила она свой туалет высокой прической, которая подчеркивала и открывала се изящную длинную шею. Напоследок придирчиво оглядев себя в зеркало, она вспомнила замечание Уилла, когда он снова увидел ее. Ладно, подумала она, только из-за того, что он хочет быть таким воинственно Виллоукроссовским, она вовсе не собирается идти на концерт похожей на деревенскую простушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154