— Возможно, ты утрируешь жестокость людей.После долгого перерыва, Альбина вновь начала переживать свои погружения в странный мир. Правда, теперь это происходило не так часто и не вызывало такие отрицательные эмоции, как раньше, но все же видения вернулись. Она вновь видела себя со стороны, вновь оценивала себя, заново переживала свои разговоры и поступки, по-прежнему не любила свое тело. Это было даже забавно, при таком внутреннем отторжении своей оболочки, так цепляться за её прежни вид в реальности! Не поддавалось никакой логике.В снах появилась новая деталь. Очень странная. Альбина представала перед собой с пугающе пустым пятном вместо лица. При этом она прекрасно осознавала, что это она, но лица не было. На его месте ничего не было. Темно-серая расплывчатая пустота. Такой она казалась себе совсем чужой. Второе «я» уже не презирало её, оно просто отдалилось, отстранилось и трансформировалось в нейтрального наблюдателя. Эмоций в видениях стало намного меньше, забывать о них стало намного проще. И куда легче было не сосредотачиваться на них, проводя дни с Анной.Дни бежали быстро и в голове постепенно прояснялось. Анна откопала множество примеров приспособления к жизни людей после катастроф, нахождение себя в новых ипостасях, приобретение нового я.Дормич кивала и как будто соглашалась с разумными доводами. Однако, усилия психолога сделали лишь часть дела — Альбина отказалась от мысли покончить с собой, но вернуться в свою прежнюю жизнь она была все еще не готова. И когда профессор вновь пришел к ней на разговор, она его огорошила.— Вот что, профессор… Кто знает о вашем эксперименте?— Моя команда врачей, очень узкий круг.. Другим мы пока ничего не сказали, ждали полного выздоровления и результатов. А что?— А моим родителям что сказали?— Что вы пока на специальном лечении в реанимации.— И они, конечно же, даже не старались взглянуть на меня? Как это на них похоже. — скривилась Альбина. Что мать, что отец — оба всегда ограждали себя от лишних стрессов. Она была больше, чем на сто процентов уверена, что они давали бесчисленные интервью по поводу её трагедии, но вот чтобы настоять на встрече с ней — слишком травматично для таких «тонких» натур… Она выпрямилась в кресле, собравшись с духом сообщить о своем решении.— Я смирюсь с тем, что вы сотворили , но с одним условием.— Да?— Вы никому не скажете, кто я.— Но…— Именно так. Вы будете продолжать говорить публике, что я еще в коме, пока я не решу, что делать с моим имуществом и вообще с моей жизнью. Вы не станете докладывать обо мне никому, пока все не позабудут о том, что случилось. Я не хочу, чтобы хоть кто-либо заподозрил во мне меня. Я выйду из больницы, как совершенно другой человек.Булевский казался не просто ошеломлен, он был подавлен, раздавлен, убит. Все его планы, его путь к славе… Все отодвигалось на неизвестное время. Альбина смотрела на его реакцию с некоторым злорадством. Ну что же, хоть так, да отомстила за его незаконные опыты.—Но, почему? — выдавил, наконец, профессор.— Вам не понять. Я не могу вернуться в свой мир с ТАКИМ лицом. Может быть позже, но не сейчас. Скорее всего, никогда. Терпеть не могу жалости и насмешек. Уж лучше прожить где-нибудь в глухой норе, не показываясь никому на глаза. Ясно?— Но… под каким же именем вы выйдете?— Расскажите мне о той, чье лицо я ношу. Кто она? Откуда?— Да я и не знаю толком, — растерялся и занервничал профессор. — Она бросилась под машину, спустя несколько часов умерла. Родственник её так и не объявились, документов не нашли, так что не знаем даже, кем она была.Это было правдой. Но это было не всей правдой. Профессор не сказал, в какой спешке все было сделано. Времени ждать не было, документы оформили быстро, как никогда, и сдали в архив. Судя по тому, что погибшую девушку никто не искал, профессор решил, что она была либо из глухой провинции, либо не имела ни родных, ни близких друзей. О том, что Дормич могут узнать бывшие знакомые погибшей, он как-то не подумал. Увлекшись свои экспериментом, он не вдавался в моральные аспекты опыта. В то врем, пока он шел к осуществлению этого эксперимента, он ревниво следил за коллегами за рубежом. Несколько ученых параллельно пытались произвести такую же операцию, но им не позволяли законы их страны. Всевозможные комиссии по медицинской этике создавали всяческие препоны. В России Булевский не боялся подобных препятствий, но все же элементарные нормы следовало соблюдать — как минимум необходимы были согласие родственников донора и самой Дормич. Он обошел и то и другое. Но если в случае родственников донора было еще оправдание, то в случае Дормич он чудовищно прокололся, ошибочно ожидая от пациентки всяческой поддержки и после операции.
— Тогда надо подумать о документах. — задумчиво произнесла Альбина, прервав его мысли. — Ведь не могу же я жить без имени. Ладно, поваляюсь тут у вас еще несколько дней, придумаю, что можно сделать. Поможете?— А что мне остается делать?— Уж придется. Вы виноваты в моем состоянии! — прошипела Альбина.Они расстались, как заклятые враги. Страшно недовольные друг другом, полные разочарования и злости. Глава 7 Альбина была готова к выписке, но проблема с документами все еще не была решена. Выход нашелся сам собой. Неожиданно, словно снег на голову среди лета. Пока Альбина отлеживалась в больнице, за стенами клиники родители Катерины Лаврентьевой вели активные поиски пропавшей дочери. Исчезновение еще одной дочери было слишком большим ударом, чтобы они смирились с этим без борьбы. Упустив Дашу, они решительно настроились приложить все усилия в случае с Катериной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96