Отшвырнув в сторону мыло и полотенце, Дэн ринулся вперед, выхватил у нее сковородку и одеяло, хладнокровно спустился к речке и опустил то и другое в воду. Ангел со вздохом подошла к нему.
Дэн посмотрел на нее через плечо.
– Как я понимаю, ты захотела приготовить рыбу?
– Наверное.
Дэн указал на сковородку, зажатую между камней.
– Запах я учуял, а вот рыбы в сковородке не видел. Где она?
Ангел закусила губу.
– Ее нет.
– Уплыла?
Она повернулась к нему. Глаза – фиалковая буря.
– Растворилась.
Она так разгневалась на злополучную рыбу, что губы Дэна тронула улыбка. Но он пересилил себя.
– Ты и кухня как-то мало совместимы.
Она вздернула подбородок.
– Теперь я убедилась. Просто я хотела чем-то помочь.
– Ну, Ангел, тогда приготовься.
– Что это значит?
Он наклонился и подобрал мокрое и безнадежно испорченное огнем одеяло.
– Это значит, что моя сегодняшняя постель никуда не годится. А это, Ангел, значит, что мне придется сегодня делить постель с тобой.
До сих пор Дэну никогда не приходилось делить с кем-либо спальный мешок, пусть даже расстегнутый и расстеленный. А теперь вот случилось, и он лежит рядом с прекрасной, полной огня женщиной, смотрит в чистое ночное небо и прилагает дьявольские усилия, чтобы не думать о том, как ей сейчас тепло, и о том, как она прикасается к нему всякий раз, когда меняет позу.
Много лет он учился отыскивать и ловить преступников, людей упорных и вовсе не желающих быть пойманными. И за эти годы он не раз попадал в ловушку, оказывался в опаснейших, рискованнейших ситуациях.
Но лежать ночью рядом с Ангелом – с этим не сравнится никакой риск. Эта ночь отмечена знаком Риска.
К счастью, завтра они будут в городе. Ведь если бы его ожидала еще одна такая ночь, то один Бог мог бы спасти его.
– Какие яркие звезды! Кажется, они так близко…
Этот мягкий, чуть хрипловатый голос заставил его глубоко вдохнуть напоенный хвойным ароматом воздух – в надежде, что прохладный воздух отрезвит его, как холодный душ.
Ничего не вышло.
– Дэн, ты разбираешься в звездах?
– Немножко.
С чего она вообще заговорила? Почему они не могут просто отключиться? Стоит им заснуть мертвым сном, и утро наступит скорее.
– Наверное, я была полной дурой в астрономии, – проговорила она, смеясь, – ни одну звезду не могу узнать. А ты что-нибудь узнаешь?
Нет, она не уймется. Вот так неожиданность. Глубоко вздохнув, он указал рукой на россыпь небесных алмазов.
– Вот это – Сагитта.
– Да? Где?
– Вообще-то их плохо видно… – Он взял ее за руку и провел ее указательным пальцем в воздухе. – Вон, линия отсюда досюда. А тут она раздваивается. Видишь?
– Да, да. – В ее голосе послышалась нотка страха. – Сагитта… А что это означает?
– Стрела.
Он все еще сжимал ей руку, такую маленькую и теплую.
– А чья это стрела?
– Стрела Геркулеса.
– И в кого он стрелял?
– То ли в птицу, то ли в женщину.
– И поймал?
– Нет, считается, что дичь ускользнула.
Дэн выпустил ее руку, повернулся на бок, лицом к ней и посмотрел на нее: широко раскрытые глаза устремлены в небо, рот приоткрыт. Она беззащитна.
– Ой, я вижу стрелу, – воскликнула она. – Просто удивительно! – Она повернула голову и взглянула на Дэна. – А ты откуда столько знаешь про звезды?
Он приподнялся на локте.
– Наверное, у меня слишком много свободного времени. Это мое хобби.
– Не верю.
У него дернулась щека. Эта женщина самым бесцеремонным образом отметает его отговорки. И ему это не понравилось.
– Это благодаря моему отцу.
– Он любил звезды?
– Ну да.
– Он тебе все о них рассказал?
– Можно сказать и так. Он был астрономом.
– Был?
У Дэна запершило в горле, но он справился с болью. Только так. С этим ему жить.
– Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я был еще ребенком.
У нее на лице отразилось сочувствие. Такое выражение он видел на чужих лицах много раз – и после гибели родителей, и после смерти Дженис. Ему в тягость это сочувствие – как раньше, так и сейчас. Ему не нужно, чтобы его кто-то жалел. Та часть жизни закрыта, окончена, отрезана. Бывает гораздо хуже, и нередко. Он сам немало повидал.
– Потерять родителей… – Она мотнула головой. – Как же это должно быть тяжело для ребенка… – Она заглянула ему в глаза, слишком внимательно, чтобы ему стало спокойнее на душе. – Где же ты оказался? У тебя были родные?
Этот вопрос не мог не пронзить его. Давным-давно он не вспоминал о своих тетке и дяде. Потому что не хотел. Что можно сказать о людях, не испытавших ни малейшей потребности в заботе о пятилетнем ребенке и не желавших знакомиться с мужчиной, которым этот ребенок стал?
Дэн покачал головой.
– Не было.
– Мне очень жаль.
Отвернувшись от нее, он лег на спину и закрыл глаза.
– Засыпай, Ангел.
Ему не понравился этот разговор. Это ему полагается задавать вопросы, заставлять других трепетать.
– Знаешь, что, Дэн… – тихо начала Ангел.
Он тяжело вздохнул.
– Что такое?
– Ты всякий раз велишь мне засыпать, когда речь заходит о…
– О чем?
– О личном.
– Выходит, что так.
– А почему, как ты думаешь?
– Наверное, потому, что мои личные дела касаются только меня и больше никого.
Возможно, если он склонится над ней, накроет ее губы, втянет в себя ее язык, прикусит ей нижнюю губу, у них обоих найдется более важное дело, чем спрашивать, отвечать и задумываться о прошлом.
Но она не позволила ему избавить их обоих от себя самих.
– Ты прав. Прости меня за любопытство, – решительно проговорила она и отвернулась, пробормотав: «Спокойной ночи».
Когда ее дыхание стало медленным и ровным и стало ясно, что она погрузилась в глубокий сон, Дэн открыл глаза и снова стал смотреть на звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38