– Между ними как будто пробежала кошка. – Ты не можешь удерживать меня здесь против моего желания.
– Разве я это делаю?
Она облизнула пересохшие губы.
– Да. Мне кажется, да.
Его глаза стали цвета кремня, брови раздраженно насупились, хотя она и не могла определить, против кого это раздражение было направлено – против нее, его семьи или всего мира в целом. Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но он внезапно придвинулся еще ближе. Выражение его лица внезапно стало суровым и жестким, на него словно легла тень. Пальцы вцепились в воротник ее старой кожаной куртки.
– Ты что, уже забыла, как тебя пытались убить? – спросил он хриплым шепотом. – Не прошло еще и двух суток.
– Я не могу отступить. – Ее дыхание стало неглубоким и частым. От него исходили запахи кофе, кожи и резкий аромат мужского одеколона.
Глаза Зака вспыхнули от гнева, и он слегка встряхнул ее.
– Ты помнишь, что почувствовала, когда тебе чуть было не вышибли мозги?
Она побледнела.
– Конечно.
– И, как ты думаешь, кто это мог сделать?
– Я… я не знаю.
– Я тоже не знаю, но он все еще где-то здесь, поблизости, и, мне кажется, что так просто он не отступится.
– Мне тоже так кажется.
– Ну хорошо, – сказал он, придвигаясь так близко, что она могла видеть в его серых глазах прожилки зеленого. – Давай поговорим о простынях – простынях на кровати в мотеле. Ты внимательно смотрела на них?
Она с трудом сглотнула комок в горле, но не поддавалась желанию отступить назад.
Его пальцы сильнее сжали воротник.
– Они были разорваны на полосы. Как будто какое-то разъяренное животное с острыми, как бритва, зубами довело себя до исступления и, начав рвать их, никак не могло остановиться.
Он притянул ее еще ближе, так что ей пришлось встать на цыпочки, и приблизил свое лицо к ее.
– А может быть, ты заметила адресованное тебе послание на зеркале? Что там было написано?
– Это не имеет никакого зна…
– Что там было написано? – повторил он громче.
– Что-то о…
Не что-то о… Там было написано: «Смерть суке». По-моему, вполне понятно. Ясно как день, Ты представляешь, каким психом надо быть, чтобы сделать такое?
– Я… я не хочу даже думать об этом.
– Я тоже, но приходится, потому что это еще не конец. Она с трудом подняла голову и заглянула в его горящие решимостью глаза.
– Я не могу просто взять и бросить все это, Закари. Раз уж я начала дело, то должна и покончить с ним.
– Если только оно не покончит с тобой, – прорычал он и посмотрел на ее губы так, что она вся обмякла от желания. Потом, так же быстро, как и схватил, отпустил ее, так что Адриа, ударившись пятками о землю, чуть было не упала.
Зак отступил назад, и она почувствовала, как сердце кольнуло сожаление.
– Насколько я понимаю, у тебя нет другого выхода, кроме как залечь на некоторое время на дно, пока полиция не поймает этого сумасшедшего парня или пока все не утихнет само собой. Сейчас ты представляешь собой мишень не только для психа, который напал на тебя, но и для любого шутника-подражателя, которому захочется позабавиться или увидеть свое имя в газетах. Ты имеешь дело отнюдь не с ангелами, Адриа. Так что оставайся здесь. – Он остановил на ней взгляд на несколько мгновений, затем громко выругался и направился к конюшням.
Она бегом догнала его и пошла следом, стараясь не поддаваться страху, который он хотел на нее нагнать, и заставляя себя не обращать внимания на чувственный призыв, который, казалось, излучали его серые глаза.
– Я не позволю кому бы то ни было – даже тебе, не говоря уже о типе, который слоняется вокруг и рвет простыни, – запугать меня, – упрямо сказала она.
– Значит, ты далеко не такая умная, какой я тебя считал. – Зак открыл дверь и вошел внутрь. Дверь, без сомнения, с силой захлопнулась бы, если бы она не удержала ее и, решительно сжав кулаки, не последовала за ним внутрь запущенной конюшни.
Несколько лошадей ржанием приветствовали их появление. В лучах солнечного света, проникавшего сквозь давно не мытые, затянутые паутиной окна, плясали пылинки.
В ноздри Адриа ударили запахи лошадиного пота и навоза, масла и кожи, сена и дерева, сразу напомнившие ферму, которую она оставила, решив заняться расследованием, этим чертовым расследованием. Она коснулась рукой грубого елового столба, поддерживавшего перекрытие сеновала, на котором висела старая керосиновая лампа, потускневшая, проржавевшая и тоже покрытая паутиной.
Башмаки Зака глухо стучали по истертым доскам пола. Он прошел вдоль конюшни и плечом открыл дверь в дальнем ее конце. Старые петли заскрипели, и он исчез за ней. Девушка решила было последовать за ним, но передумала и, оставшись возле лошадей, по очереди погладила каждую по любопытному бархатистому носу, вытянутому в ее направлении, ощущая на своей ладони горячее дыхание животных.
Что она здесь делает? Что и кому пытается доказать? Не лучше ли оставить Зака в его угрюмом настроении и вернуться в дом. А еще лучше угнать этот его чертов грузовик и уехать в Портленд, где ее, возможно, уже ожидали ответы на тайны ее жизни.
И все же что-то же удерживало ее здесь, заставляя использовать свои раны в качестве причины, которая вынуждала ее оставаться вдали от цивилизации, наедине с единственным человеком, затронувшим ее сердце. Долгие годы она скрывала ото всех свои эмоции, но в присутствии Зака они пробивались наружу, легко преодолевая строгий контроль рассудка…
В старом здании снова раздалось эхо его шагов. Она быстро повернула голову. С седлом и уздечкой в руках он недоуменно уставился на нее, словно не ожидал больше увидеть здесь, затем пнул ногой дверцы ближайшего стойла, в котором помещался серый в яблоках мерин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145