Иных тяжестей Ник не поднимает, бережет руки.
– Я, например, вышла замуж не из-за любви.
– Вот как? – Ник остановился и облокотился на гитару. – А зачем тогда? Что тебя заставило?
Думать сейчас о Поле, тем более о его положительных качествах, Дейдре ну совсем не хотелось. Но деваться некуда, приперли к стенке.
– Дружба, – ответила она. – Поддержка. Нужен был кто-то рядом, с кем я могла устроить жизнь. У меня ведь характер не сахар.
Ник засмеялся:
– Ты мне будешь об этом рассказывать!
Она пихнула его в бок:
– Ну, ты тоже не подарочек! Но иногда я думаю…
– Что?
Она в упор посмотрела на него. Он стоял так близко, от него пахло кремом для бритья и капуччино. Если бы он наклонился к ней, хоть чуть-чуть, она бы точно не удержалась – поцеловала бы его.
– Если бы мы с тобой остались вместе… что было бы?
Ник расхохотался:
– Дьявольская катастрофа!
– Так-таки уж и катастрофа, – ощетинилась Дейдра.
– Слушай, Дейдра! – Он с хохотом схватил ее под руку и потащил вперед по тротуару. – В постели мы с тобой были что надо, а во всем остальном… вспомни, вспомни, грызлись ведь по каждому пустяку!
Дейдра молча позволила ему тянуть себя. Не доставит она ему такого удовольствия – ни за что не признается, что, быть может, он и прав.
– Я даже женился, потому что нам так здорово было в постели. Думал, это нормально, с любой другой так же будет.
– Ты был женат? Немыслимо.
– Угу, на актрисе. Это случилось в Лос-Анджелесе. Я там подвизался на музыкальном сопровождении для какого-то дурацкого фильма, а она в нем снималась. Черт его знает, как это произошло, но мы с ней оказались в Вегасе, в церкви Элвиса Пресли. Клянусь, так оно и было. Через месяц мы вдрызг разругались, а через год развелись.
– Надоело ругаться?
– Если бы. Хотел бы я, чтобы у меня было столько самоуважения. Просто когда я завел речь о детях, оказалось, что она давным-давно перевязала трубы, а мне ничего не сказала.
– Жуть! – Дейдра вновь пригляделась к нему.
Он и в самом деле выглядит старше: на лице морщины, в бородке седые волоски. И что-то еще неуловимое появилось в его облике. Печать одиночества?
– Ты – и дети? Не представляю.
– Почему? Я вот отлично представляю.
– Живешь за городом? Выплачиваешь ссуду за дом? Ходишь на школьные вечера? Вряд ли.
– Я бы справился… – Ник словно мысленно прикидывал, выжил бы он на неком далеком острове, где до него многие безуспешно пытались найти счастье.
Они поравнялись с пиццерией. Сырный дух плыл над тротуаром. У Дейдры засосало под ложечкой от голода, и она остановилась. Если Ник предпочитает придерживаться какой-то изуверской диеты, то она этого делать не собирается.
– Заруби себе на носу, – сказала она, – в провинции такие, как ты, не живут. Во всяком случае, не в Хоумвуде. Думаю, их не выпускают за городскую черту. Стало быть, если ты собираешься завести ребенка, придется растить его в нью-йоркской квартире.
Он хохотнул:
– Если ты вписалась в пригородную жизнь, и я бы смог. Не такая уж ты от природы образцово-показательная мамаша.
– Ошибаешься, – мрачно отозвалась Дейдра.
Как раз этой осенью ее близнецы начали играть в городской футбольной команде. Теперь каждую субботу она оказывалась на футбольном поле в толпе родителей, громкими криками подбадривающих своих отпрысков. И неважно, что серьги у нее чуть крупнее, одежда чуть ярче, а волосы длиннее, чем у других, – она такая же любящая провинциальная мамаша, как и все прочие. Вопрос в том, может ли любящая провинциальная мамаша одновременно быть самостоятельной городской дамой?
– Знаешь, о чем я собиралась с тобой поговорить? О своем пении.
Она нервничала даже сильнее, чем когда ей хотелось его поцеловать. Ник вскинул брови:
– Не знал, что ты еще поешь.
– Я не пою. То есть пока не пою. Но хочу снова начать. Мне нужен твой совет.
– Я вообще-то не певец, Дейдра.
– Знаю, знаю. Но ты музыкант. А в Нью-Йорке…
– Я только недавно переехал.
– Ты единственный, кого я знаю, черт возьми! – заорала Дейдра.
Он отшатнулся.
– Прости, – сказала она. – Мне это действительно нужно. И я ума не приложу, к кому еще обратиться.
– Что же я могу сделать?
– Пожалуйста, Ник.
– Ладно, попробую.
Как только он это произнес, надежда подхватила Дейдру на крылья. А Ник, уходя, оглянулся и крикнул:
– Передай от меня привет своей подруге!
8. Джульетта
Из-за педсовета детей распустили по домам раньше обычного. Дейдра с близнецами пешком отправилась к Джульетте, чтобы всем вместе печь печенье. Сыпал первый снежок. В белой кухне Джульетты было тепло от нагретой духовки. Дети болтали и смеялись, размазывая блестящую глазурь по маслянистой поверхности сдобных оленей и Санта-Клаусов.
– Значит, Анна все-таки едет в Лондон? – спросила Дейдра.
– Да. И так волнуется! Она улетает в четверг вечером. Хочет неожиданно появиться на съемочной площадке – сделать мужу сюрприз.
– Господи, как я ей завидую. Представляешь – такие страстные, романтические отношения после десяти лет супружества.
– Нет, не представляю, – покачала головой Джульетта.
После первого и единственного разговора о ребенке они с Купером держались друг с другом вежливо, но прохладно. Никакого секса, никаких поцелуев, кроме ничего не значащего чмоканья в щеку. И почти никаких бесед. На Рождество она купила Куперу свитер – самый скучный, какой удалось найти.
– Три! Три!
Кричал Трей. Он с ужасом смотрел на Зою, которая водрузила целую горку сахарных снежинок на свое печенье, покрытое голубой глазурью. Ярко-рыжая челка упала ей на глаза.
– Все в порядке, Трей. – Джульетта пыталась поймать взгляд сына. – На свое печенье Зоя может положить столько снежинок, сколько ей хочется, а ты на свое положи три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74