Для вас это просто участок на берегу океана, из которого можно извлечь кучу денег. Ни мое прошлое, ни моя семья не имеют к этому отношения.
– Может быть. А может, и нет. – Голос из темноты смягчился, и послышалось шуршание кресла, пододвигаемого ближе, туда, где лунный луч высветил знакомые черты. – Нужно все стороны сделки принимать во внимание.
Девушка свернулась в кресле, подобрав обнаженные ноги под себя.
К ее удивлению, Ник протянул руку и коснулся ее, посылая электрические сигналы сквозь все ее тело.
– Вы потому купили курортную гостиницу, что ее строил ваш предок?
– Я купила ее потому, что она многое для меня значила. Живое сердце острова. Душа городка, принявшего меня малюткой-сиротой. То, что здесь труд моего прадедушки... ну, это тоже имеет значение. – Она встала: подальше от него, а то что-то кружится голова. – Вы не поймете.
Но Квин уже стоял прямо перед ней, и запах его лосьона смешивался с ароматом влажного морского воздуха.
– Я отлично понимаю вас. Мой отец был строителем, – тихо проговорил Квин, приподняв локон ее волос и задумчиво играя им. – Он придумывал и возводил прекрасные дома. Я работал вместе с братьями и с ним каждое лето с тех пор, как смог надеть инструментальный пояс. В поте лица мы стучали молотками, таскали панели, заливали бетон, клали мостовые плиты. И то, что получалось, стоило миллион и выглядело на десять, и здорово было думать: «А ведь я строил это».
Пораженная этой речью, Николь молча глядела на него.
Уронив локон, он взялся за другой, пододвинувшись еще ближе, почти вплотную к голым ногам и мало что прикрывающей блузке. Николь задержала дыхание, а он продолжал:
– Однако папа считал, что строить дома для богатых – это не то, к чему стоит стремиться в жизни. Он хотел, чтобы мы, его дети, в таких домах жили, носили белые воротнички и работали головой, а не руками. Вот и выпер нас всех – Кама, Колина и меня – на такую жизненную дорогу, по которой идут с чистыми ногтями и в отглаженных костюмах.
– И вы достигли небывалого успеха в жизни, – с трудом выговорила Николь.
– По папиному мнению, да. Но я умею уважать созданное вашим прадедом – и то, что вы пытаетесь сделать.
Надежда зажглась в сердце Ник, но она не была способна сейчас насладиться ею. Сила мужского желания угнетала ее, она задыхалась. Свободная от локона рука уже уверенно держала Николь за талию, губы находились в паре дюймов от ее лица.
Кровь прилила к напрягшимся грудям, между ног будто завязался тугой узел. Она взглянула ему в глаза, потом ниже, на прекрасный, жаждущий рот.
– Мне очень хочется поцеловать тебя. – Лицо Квина приблизилось, теплое дыхание согревало. – Сейчас.
Николь закрыла глаза, и в одно мгновение Квин приник к ее раскрывшимся губам.
– Ммм. Лестной орех, – глухо пробормотал он. – И бананы.
Николь хотела засмеяться, но вышел стон, а Квин прижимал ее к стене плотнее, гладя нагие бедра. Повинуясь инстинкту, она изогнулась, чтобы быть ближе к нему. Слабый голосок разума протестующе поскуливал где-то внутри, но шум волнующейся крови успешно его заглушал.
– Почему... – Она вовсе не хотела произносить это вслух.
– А почему бы и нет?
– Потому что... – Объяснение прервалось. Как можно говорить и что-то доказывать, когда ласкающие губы уже на твоей шее и опасно приближаются к груди. – Вы... Ты... враг...
Он потянул за лямку блузки, снимая ее с плеча. Ткань сползла ниже, и язык коснулся открывшейся кожи. Николь громко втянула воздух. Рука Квина гладила ее талию, грудь... На мучительную секунду подушечка большого пальца соприкоснулась с соском.
Поцелуи медленно, извилистой тропой поднимались к ее ключице, вверх по шее, под самое ухо, ко рту.
– Я не враг тебе, я Мак. А ты – Леди в Синем. Помнишь? – Он скользнул рукой по ее животу и потеребил шелковый краешек трусов.
– Квин, – выдохнула она.
– Мак. А ты – моя Леди. – Рука поползла ниже, опасно, восхитительно ниже... – Я отозвался на объявление.
Невозможно дышать, невозможно думать... Она приподнялась на цыпочки, и его рот накрыл ее губы, а язык начал двигаться: внутрь – наружу, внутрь – наружу. Медленно, пробуждая страсть, сводя с ума.
– Милая, милая моя Леди в Синем! В объявлении говорилось о другом путешествии в небеса?
Николь только простонала, теряя голову от сокрушительного удовольствия.
– Ага...
– Так поехали!

Глава седьмая

– Нет.
Дошло до него не сразу. Слишком сладка эта шелковистая кожа... Желание томит, и мутятся чувства...
Она вывернулась из его рук.
– Я не намерена спать с вами.
Квин застыл.
– Вот спать мы не будем, гарантирую.
– Я не иду с вами в постель.
Квин почувствовал, как от разочарования ему делается плохо.
– Зачем нам постель, дорогая? Прекрасно можем остаться прямо здесь.
Ее губы изогнулись – слава богу – в улыбке, и наконец-то она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
– Я не собираюсь заниматься с вами любовью, Квин.
Заниматься любовью. Точное выражение.
– Я же сказал, что я Мак.
– Думаете, это что-нибудь меняет? – негромко спросила она. – Хотите изобразить другого человека? По-вашему, если мы поваляемся вместе в кровати, или на полу, или где-нибудь еще, это сделает иными наши отношения?
– Ну, если так... – Зацепив пальцем лямку ее блузки, он медленно водворил ее на место. – Право же, плакать хочется.
Она усмехнулась, и звук ее смеха согрел его. Как здорово это слышать!
Но как же хочется ее – до боли. Желание буквально сотрясало его. Он прерывисто вздохнул и прикрыл глаза.
– Вы очень сексуальный кровельщик, мисс Уайтейкер. Однако я вполне способен справиться с собой и не нападать на вас. Мне пообещали свидание с леди, и я за ним пришел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36