..» и так далее... «достигший возраста 63 лет, не может продолжать службу в полиции и должен быть уволен в отставку с зачислением на пенсию». — Он выложил все это одним духом и затем добавил: — Видите, я выучил это наизусть.
— Шестьдесят три... — Скептическое выражение появилось на ее лице.
— Исполнилось в последний день моего рождения.
— Никогда бы не поверила, — покачала она головой.
Послышался пронзительный плач. Няня кинулась к коляске, и он последовал за ней. Он не мог не заметить, как округлы ее бедра, молоды плечи, красивы ноги.
— Оказалось, что ребенок просто заплакал во сне. Скоро он проснется и будет просить есть, — нежно проговорила няня, поправляя полог. — Вы гостите здесь вместе с женой?
— Я — вдовец почти столько лет, сколько вам от роду, мисс Шервуд.
— Вы — душка! В январе мне исполнится пятьдесят. Вот уже двадцать пять лет, как я имею диплом медсестры.
— О, вы, должно быть, очень опытная медсестра! А разве ребенок болен?
— Боже мой, нет! Это здоровущий маленький поросенок!..
Именно таким он и был. У него были пухлые ручки и ножки, крепкая грудка и розовые щечки. Он спал, закрыв ручками голову, в смешной позе самозащиты и беспомощности; его шелковистые бровки были сдвинуты, словно он хмурился. Ричард Квин подумал: он выглядит, как... как... Но не смог найти нужного слова. Для выражения некоторых чувств не существует слов. Он был удивлен, что эти чувства все еще владеют им.
— Миссис Хамфри... Она так беспокоится за ребенка, что не хочет доверить его обыкновенной няне, — продолжала Джесси Шервуд. — А я почти все эти годы была педиатрической сестрой в родильном отделении. Обычно я не соглашаюсь на такую работу, как эта — совершенно здоровый ребенок! Я могла бы ухаживать за кем-нибудь, кто действительно нуждается в моей помощи. Но в последние годы я переутомилась и решила отдохнуть. А мистер Хамфри так щедр...
Она внезапно замолчала. Почему она говорит все это совершенно постороннему, незнакомому человеку?
— И вы никогда не были замужем? — как бы между прочим спросил Квин.
Выражение ее лица изменилось.
— Была помолвлена. Во время войны.
Глаза ее сузились, но на этот раз не от улыбки.
— Он был врач, — сказала она. — Его убили в Нормандии.
Старик кивнул. Он стоял рядом с ней над коляской, глядя сквозь полог на спящего ребенка.
«О чем ты думаешь? — сказал он себе. — Энергичная, привлекательная женщина... А ты? Высушенный старый глупец».
Он принялся застегивать куртку.
— Не могу выразить, как мне было приятно побеседовать с вами, мисс Шервуд.
— Уже уходите?
— Да, мне пора, Бекки... — я хочу сказать: миссис Перл — будет нервничать, если я опоздаю к ленчу. Она пытается нарастить немного мяса на моих костях.
— Не понимаю, зачем? — удивилась Джесси Шервуд. — Мне кажется, вы прекрасно сложены...
— Для человека моего возраста? — Он улыбнулся. — Надеюсь, мы еще встретимся.
— Да, — сказала она, понизив голос. — Я не знаю здесь ни одной живой души. По четвергам я просто с ума схожу. Это мой выходной...
— Я понимаю вас, — просто сказал он. Улыбка застыла у него на лице. — Что ж, до свидания, мисс Шервуд. Еще раз спасибо.
— До свидания, — ответила Джесси.
... Он даже не помахал ей на прощание рукой, когда катер отошел от пристани.Четвертое июля пришлось на понедельник и стало одним из самых шумных празднований Дня независимости, которые когда-либо знала медсестра Шервуд. Несмотря на запрет, фейерверки вспыхивали, свистели, шипели и пронзительно завывали в небе над островом Нэр весь день и вечер напролет, отчего маленький Майкл все время капризничал. Его настроение передалось всем обитателям дома. Миссис Хамфри заламывала руки и не находила себе места; миссис Шарбедо, повариха, пережарила телятину и яростно переругивалась с миссис Ленихэн, экономкой. Миссис Ленихэн придиралась к Розе Хили, горничной верхнего этажа, и унижала Марию Томкинс, горничную нижнего этажа. Даже старый садовник Столлингс, невозмутимейший из людей, грозился расквасить нос шоферу Генри Каллэму, если тот будет осаживать машину на газон.
И Элтон Хамфри был раздражен. Единственная дорога на острове была запружена весь день, словно это была главная улица Таугуса: окружающие воды бурлили до самого вечера от сотен празднично разукрашенных лодок с материка и Каллэма пришлось направить на вахту на пляж, принадлежавший семейству Хамфри, — изгонять всех желавших расположиться там пикником.
Но хуже всего было то, что Рональд Фрост устроил ему сцену.Фрост был племянником Хамфри, единственным сыном его покойной сестры. Он жил на маленький доход, который приносило ему небольшое поместье матери, большую часть времени гостил у своих многочисленных друзей, занимавших положение в свете, вертясь вокруг какой-нибудь случайной девицы или обучая чью-нибудь кузину игре в теннис.
На остров он явился одновременно с родственниками Сары Хамфри, приехавшими из Эндовера, Молдена и Кембриджа на уикэнд; но если Стайлзы, люди почтенного возраста, были достаточно воспитанны, чтобы уехать в воскресенье вечером, Рональд Фрост задержался и на День независимости. Что именно побудило его к этому, Джесси Шервуд не понимала, — разве только дядюшкин бар с напитками.
Рон был младшим изданием дяди — высокий, худощавый, с узкими плечами, безжизненными каштанового цвета волосами и слегка выпученными глазами. Однако у него была неприятная улыбка — полуелейная-полупрезрительная: к тому же он отвратительно обращался с прислугой.
Перепеленывая ребенка, Джесси Шервуд слышала из детской комнаты отголоски ссоры: кабинет мистера Хамфри был расположен через холл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65