— Кроме тебя, некому здесь бродить.
Она нагнулась, безвольно уронила руки, потом бросила на него взгляд, полный муки:
— Оставь меня! Оставь немедленно!
— Если ты не можешь встать при мне, то какого же черта ты здесь делаешь?
— Это мой дом. Мой. Ты думал, я убегу? Позволю тебе измываться надо мной? Думал, я не стану бороться, чтобы вернуться назад? — Она уперлась рукой в землю, затем бросила ком сырой земли и задела его щеку.
Он тотчас налетел на нее, обернул рубашку вокруг ее плеч:
— Одевайся!
Она зло зашипела и вырвала руку, но потеряла равновесие. Он уселся на нее верхом, коленями сжал ее бедра и попытался одеть ее. Свободной рукой она ударила его по лицу. Он ловко перехватил ее руку и пристально посмотрел ей в глаза. Гнев отступил, прежний страх прошел, он наконец застегнул на ней рубашку.
— Привет, соседка, — бросил он с сарказмом и сел рядом.
Рубашка прикрывала ее только наполовину. Артемас покосился на длинные ноги Лили, запачканные красной высохшей грязью.
Она тяжело и часто дышала, наконец поднялась.
— Я думаю, Тамберлайн уже сказал тебе, что мы с мистером Эстесом…
— Черт, да, он сказал мне!
— Тут уж ты ничего не сможешь сделать.
Она потянулась за бутылкой. Артемас опередил ее и отшвырнул бутылку на мягкую землю, покрытую высохшими сосновыми иголками.
— Хуже нет захудалой попойки!
Он вскочил на ноги и потащил ее к ручью. Она, сопротивляясь, упиралась голыми пятками, но он не обращал на нее никакого внимания.
Подтащив ее к мелководью, он усадил ее на песчаное дно, а сам тут же опустился рядом. Вода обжигала!
У Лили перехватило дыхание, холод пробрал до костей. Взяв себя в руки, она попыталась отстраниться, но ничего не вышло: одной рукой он крепко держал Лили за волосы, другой — омывал лицо.
— Прекрати, — приказала она слабым голосом и, закрыв глаза, жалко сгорбилась. Послышалось его прерывистое дыхание.
— Бог проклянет тебя, Лили, — прохрипел он как можно ласковее. — Это убьет меня.
Она заплакала — беспомощными, унизительными, пьяными слезами.
— Лучше бы ты никогда меня больше не видел, но отсюда я не уеду!
— О Боже! — Он застонал от отчаяния. — Не хочу, чтобы ты уезжала, но не могу ничем помочь тебе.
Он обхватил ее за талию и вытащил на берег. Голова ее бессильно упала ему на плечо, оба дрожали.
— Завтра будет год. — Она с трудом выговаривала слова. — Иногда мне кажется, что прошла вечность, а порой — что случилось вчера Я так сильно скучаю по ним Одиночество — Боже, одиночество! Я совершаю какие-то безумные вещи! На прошлой неделе приезжали друзья из Атланты: Хэй и другие… Я хотела, чтобы они остались со мной… но ни один не остался. Кузины Ричарда приезжали из Южной Каролины на Рождество. Они так мне сочувствовали… даже предложили переехать к ним. — Она ударила кулаком по колену, так была противна сама себе. — Ричард хотел, чтобы я жила вместе с ними, но я не могу. Здесь мой дом, здесь я должна остаться… и бороться за себя.
Артемас шепнул ей на ухо:
— Твоя честь никогда не была под вопросом. — Потом он обнял ее и с горячностью спросил: — Но ведь должно же быть что-то, чем ты живешь?
— Работа. Созидание и время. Я чувствую, как Ричард со Стивеном понемногу уходят. Это больно. Это очень больно! Не хочу, чтобы они уходили!
— Надо отпустить их.
— Я не могу. Не могу из-за всего того, что мы никогда не узнаем. Разве тебя не гложет сомнение?
— Ежедневно. А еще я каждый день думаю о тебе. Когда я нашел тебя одну, мне стало так же больно, как…
Его голос оборвался. Он обнял ее и неловко поцеловал в лоб.
Она застонала и подняла голову, неосознанно стремясь к нему, чтобы хотя бы немного заглушить свою горечь. Он поцеловал ее глаза, пылким, горячим поцелуем, его губы напоминали приятный огонь.
«Прикоснись. Выживи. Прости».
Заплакав снова, она прижала свои губы к его губам, и он ответил. И вдруг накатило раскаяние. Она посмотрела вперед и закрыла глаза, сквозь стиснутые зубы со стоном выдохнула имя Ричарда.
У Артемаса перехватило дыхание. Он с трудом сделал глубокий вдох.
— Я отвезу тебя к тете, — произнес он ровным, бесстрастным голосом.
— Нет. — Она вдруг задрала голову, пытаясь подавить воспоминания о Стивене, Ричарде, самой себе… — Не приезжай сюда больше. Мистер Эстес не хочет, чтобы ты появлялся здесь, а я никогда не выкуплю ферму.
Артемас резко повернул ее к себе:
— Опять обвиняешь.
Он поднялся и зашагал прочь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он услышал плеск ручья. Она, стоя на коленях, уже в джинсах и теплой куртке поверх мокрой рубашки, завязывала шнурки на своих ботинках.
— Это место уже никогда не станет тем, чем было, — медленно сказал он. — В данной ситуации ничто не будет таким же прекрасным, как раньше. Пора смириться с этим.
— А как же Голубая Ива?
— Не отрицаю, есть места и воспоминания, которые достойны памяти.
— Вот философия человека, которому улыбнулась фортуна благодаря женитьбе на дочери сенатора и продаже технологии керамики военным.
— Да, дабы изгнать дьявола и не стать жертвой.
Она сверкнула глазами:
— Дьявола вроде меня?
— Ты — жертва, раз руководствуешься слепой верой и страдаешь от благородства.
— Ты думаешь, что, посидев обнаженной в холодной воде, я не заслужила места в Галерее славы?
Его передернуло от ее сарказма.
— Пожалуй, так оно и было бы, если бы тебя изнасиловал какой-нибудь бродячий охотник.
— О, вот бы был праздник для всей твоей семьи!
— Ты злишься, стоит ли говорить о подобном.
— Да уж, твои братья и сестры, вероятно, думают, что я вернулась сюда, чтобы снова завоевать твою благосклонность… а может, и твою постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140