- Пригнись, - сказал он. - Дым поднимается вверх.
- Ползти. Пресмыкаться, словно цо'асу.
- Если хочешь жить, то да.
- Я не боюсь смерти, - задыхаясь, проговорил Рапуунг. - Но смерть не должна помешать моей мести. Я… - его снова сотряс мучительный кашель, он упал, поднялся на четвереньки - и рухнул опять.
- Вставай! - затряс его Энакин.
Рапуунг вздрогнул, но не двинулся с места.
Сквозь дым блеснул желтый язык пламени и потянулся к ним.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Все вокруг окрасилось в бледно-золотистые цвета, и Энакин опустился на колени рядом с Вуа Рапуунгом. Дыхание в легких пробивалось будто сквозь острые осколки, голова гудела, словно колокол.
Он прижался к земле, ловя ртом более свежий, более прохладный воздух, но его не было - наверное, путешествовал инкогнито. Если Энакин хотел найти что-то годное для дыхания, надо было поискать наверху. Конечно, дыма там, должно быть, тоже порядочно, но попытка не пытка.
Энакин потянулся наверх, сделал затяжку. Образовалась труба, через которую воздух сверху начал всасываться прямо на них с йуужань-вонгом. Дышать сразу стало легче.
Огню это тоже пришлось по вкусу. Поросль взорвалась, как петарда. Энакин тут же почувствовал жар - и он знал, что этот жар за пару секунд обуглит и сожжет его плоть. Раньше он никогда не пробовал преобразовывать энергию, но Корран Хорн был на такое способен. От успеха зависели их жизни. Энакин снова открылся Силе, сконцентрировался и начал впитывать жар окружавшего их огня.
Как долго это продолжалось, Энакин не знал. Он соскользнул в какое-то состояние, напоминавшее фугу, каждый его вдох вытягивал жизнь из неба, а при каждом выдохе жар уходил в кору Явина 4. Наконец он моргнул и увидел, что все закончилось, что огонь прошел над ним и он стоит на угольях.
Вуа Рапуунг продолжал лежать без движения. Энакин встряхнул его. Кто бы мог подумать, что придется высматривать признаки жизни у йуужань-вонга?
Что там у них внутри - сердце, как у людей, линейный насос или что-то еще более чудное?
Он сильно хлопнул Рапуунга по щеке, и мгновенно воин открыл глаза.
- Ты в порядке? - спросил Энакин.
- Скажи, что ты не один из богов, - пробормотал Рапуунг. - Если ты бог, значит, смерть принесет одни страдания.
- Ладно, всегда пожалуйста, - отвечал Энакин. - Ты можешь идти? Нам нужно уходить, пока они не догадались заглянуть сюда.
- Дым и жар запутают их, - сказал Рапуунг.
Он сел и осмотрелся вокруг.
- Огонь… Он прошел над нами.
- Прошел.
- И мы живы.
- Живы, - заверил его Энакин.
- Это твоя работа? Еще какое-то колдовство джиидаи?
- Вроде того, - признал Энакин.
- Значит, ты спас мне жизнь. Как скверно. Какое невезение.
- Да ладно, не надо благодарить, - сказал Энакин. - Не за что, правда.
Он протянул Рапуунгу руку. Воин долго пялился на нее, как на экскременты нерфа, потом ухватился за руку Энакина и встал.
- Пошли, - сказал Энакин. - Теперь нам остается только идти вслед за огнем.
Под прикрытием дымовой завесы они пролезли через то, что осталось от сети жуков-прядильщиков. Сами нити не сгорели, они поблескивали на фоне угольев, покрывая дымящиеся стволы деревьев серебристой тканью. Один раз, когда Энакин запутался в нитях, они слкгка порезали ему сапог. Нити при этом остались целыми. Энакин не пытался разорвать их пальцами, а осторожно распутал сеть. После этого он стал ступать осторожнее.
Огонь выжег сеть до самого края. Впереди туда-сюда носились флайеры. Один полетел назад, далеко слева от них.
Путники свернули направо и перешли наконец с пожарища в несгоревший, неопутанный сетями лес, и, хотя они не сбавляли шаг еще целых два часа, Энакин как-то почувствовал себя в большей безопасности, окруженный пульсацией лесной жизни.
Но лес, как открытая рана, пульсировал болью.
Только теперь до Энакина дошло, что он наделал. Чтобы спасти себя, он сжег бесчисленные квадратные километры леса. Он лишь периферийно почувствовал, как гибнут животные, но его собственная боль мгновенно достигла вершины. Страдание леса будто ударило его с размаху по лицу. Он был стаей стинтарилов, сгрудившихся на верхушке дерева, а пламя уже лизало ствол. Их шерстка уже начинала тлеть.
Он был большой, безвредной самкой ранйипа, слишком медлительной, чтобы убежать от огня, и пытающейся увести своих телят в безопасное место, не зная, где оно. Он был обуглившейся плотью и сожженными легкими. Он умирал и был мертв.
- Ты был прав, - сказал он позже Рапуунгу, когда они перестали обрызгивать себя водой, вымывая пепел из глаз, ноздрей и ушей.
- В чем, неверный?
- Насчет того, как я использовал огонь. Это было неправильно.
Глаза йуужань-вонга сузились.
- Объясни.
- Я убил невинную живность, чтобы спасти нас.
Рапуунг грубо расхохотался:
- Пустяки. Убивать и умирать - это пустяки; это пути вселенной, часть принятия боли. Содеянное тобой неправильно, потому что это мерзость, а не потому что ты кого-то убил. Не обманывай сам себя. Я вижу теперь, насколько ты полон решимости спасти свою подругу-джиидаи. Если ты сможешь добраться до нее, лишь заполнив трупами пропасть, ты сделаешь это.
- Нет, - сказал Энакин. - Не сделаю.
- Цель, к которой так слабо стремяться - не цель вообще.
Энакин вдохнул.
- Мы спасем ее. Но я не хочу никого убивать.
- Тогда воины убьют тебя.
- Воины бывают разные, - сказал Энакин. - Я буду защищаться с крайней жестокостью. Но лес нечего мне не сделал и не заслужил такой судьбы.
- Ты несешь чепуху, - сказал Рапуунг. - Мы убиваем тех, кого должны убивать.
- А я говорю - нет.
- Конечно. По твоей милости я уже замарал себя первой мерзостью ради достижения твоих целей, так ты еще хочешь, чтобы я разделял твою детскую боязнь убийства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80