– О! – начала она, а он заговорил:
– Я просто... Оба замолчали.
– Я думала, ты осматриваешь пациентов, – сказала она.
– Нет, я на сегодня закончил.
Муж засунул руки в карманы брюк. Должна ли она уйти? Но он закрывал проход, получилось бы неловко.
– Я сейчас работаю в основном по утрам. У меня теперь не так много пациентов. Похоже, что большинство из них умерли от старости. Миссис Харпер, миссис Аллингем.
– Миссис Аллингем умерла?
– С ней случился удар.
– О господи, мне будет ее не хватать.
Со стороны Сэма было очень мило не напоминать, что последний раз она видела миссис Аллингем шестнадцать месяцев назад.
Его постель была застелена, но, как и большинство мужчин, он не понимал идеи подтыкания покрывала под подушки. Делия решила это исправить, просто для того, чтобы занять себя. Она перевернула покрывало и взбила подушки.
Я думаю, ты считаешь, что я уничтожил практику твоего отца, – сказал Сэм.
Что?
– Из-за меня осталась лишь тень его былой славы, разве ты так не думаешь?
– В том, что люди умирают от старости, нет твоей вины, – удивилась Делия.
– Зато в том, что не появляются новые, есть, – сказал он. – Мне, очевидно, не хватает заботливости в обхождении, которая была у твоего отца. Я говорю людям, что у них старое доброе несварение желудка, и не называю это диспепсией. Я никогда не умел баловать пациентов и льстить им.
Делия почувствовала обычное подступающее раздражение. «Я думаю, слово „диспепсия» с трудом можно назвать лестным, – могла бы возразить она. – И я не понимаю, почему каждый раз, когда ты вспоминаешь о моем отце, нужно говорить о нем таким горьким, колючим тоном». Делия подошла к другому краю кровати.
Но затем Сэм спросил:
– Что у тебя с лодыжкой?
– С лодыжкой?
– Похоже, ты слегка прихрамываешь.
– А, это пару месяцев назад случилось. Сейчас уже почти зажило.
– Присядь на минутку.
Она пристроилась на край кровати, а он подошел, встал на колени и снял ее туфлю. Его пальцы прикасались к ступне уверенно, внимательно, и он сразу же обнаружил место растяжения.
Самым мягким голосом она сказала ему:
– Твои пациенты никогда не возражали, что я знала об их проблемах. Они называли тебя святым.
– Больше не называют. – Он смотрел в окно, пока его пальцы исследовали ушиб, будто он ожидал что-то от нее услышать, а не разглядеть хорошенько. – Миссис Максвелл позвонила однажды, жалуясь на желудок, а я ей сказал: «Если я стану об этом думать, миссис Максвелл, то смогу и у себя найти несколько симптомов. У меня болят глаза, голова и колено». Что ее, разумеется, обидело. Похоже, я утратил терпимость. Или, может, у меня ее никогда и не было. Может, я недостаточно великодушен. Во мне мало, так сказать, веселости.
Само слово в применении к Сэму заставило Делию улыбнуться, но муж ничего не заметил.
– Так больно? А так? – спросил он.
– Немного.
Делия думала о том, как Джоэл так же держал ее ногу. Но оглядываясь назад, понимала, что его прикосновение было таким чужим, таким отстраненным, почти нереальным.
– Наверное, поэтому я на тебе и женился, – говорил Сэм. Она, что, что-то пропустила? – Ты была очень веселой, когда мы впервые встретились. Или более легкой в общении. Теперь я понимаю, что выбрал тебя совершенно не за то, за что нужно было выбирать.
Она слегка отстранилась.
– Ты сидела на кушетке, рядом со своими сестрами. Элиза молилась на морские водоросли и перечисляла токсичные дозы витаминов, Линда без конца вставляла французские словечки. А ты была такой робкой и милой, и скромной, и улыбалась, глядя на свой стакан с шерри. У тебя как будто не было острых углов. Я мог бы с тобой справиться, подумал я, и никогда не переставал себя спрашивать, почему я так подумал. – Он отпустил ее ногу и присел на корточки. – Встань, пожалуйста.
Делия встала.
– Думаю, что у тебя небольшой отек. – Он прищурил глаза. – Похоже, что ты порвала сухожилие. А они очень долго срастаются. Как это вышло?
Скромно и без острых углов, подумала Делия, но промолчала. Муж все равно продолжал развивать свою мысль.
– Когда ты ушла, – говорил он, – полицейские сперва относились к нам с симпатией. Но когда стало понятно, что ты ушла по доброй воле, я заметил, что они стали сомневаться. Ну, их нельзя за это винить. Я и сам гадал. Когда Элиза вернулась, повидав тебя, я спрашивал: «Это из-за меня? Я имею к этому какое-то отношение?» Может быть, я не так выразился по поводу твоего друга. Или слишком много ныл по поводу солнечного удара, или ты не могла больше видеть, что у меня седые волосы на груди. Или дело в ангине, я знаю, что вся эта возня с ангиной сделалась невыносимой.
– Что? – изумилась Делия. – Ну, это-то совершенно неверно!
– Нет-нет, я правда перегнул палку. Я проверял пульс каждые две минуты. Это все из-за того, что я думал, что меня хватит удар, как моего отца. – Он поднялся, аккуратно отряхнув колени, хотя они вовсе не были в пыли. – Но Элиза сказала, что это совершенно ни при чем. Она объяснила, что у тебя стресс, хотя я до сих пор не совсем понимаю, что она имела в виду.
И я не совсем понимаю, о каком стрессе ты говоришь. Делия теперь пожалела, что порвала то письмо. Может быть, его тон был менее холодным, чем ей тогда показалось? Она вспомнила его зачеркивания и то, как Сэм забывал запятые, как будто главным было не останавливаться до последнего предложения. Которое потом зачеркнул с такой тщательностью, что вообще невозможно было прочесть.
Телефон на прикроватной тумбочке зазвонил, но ни один из них не снял трубку, и он смолк.
– Дело в том, – сказал он, – что, когда начинаешь спрашивать себя, было ли это не так, было ли то не эдак, понимаешь, что все было не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124