Ее плечи перевязали широкой белой повязкой, а другая, такая же, стягивала живот. Вокруг кровати, на которой лежала Энни, стояли разнообразные приборы, а над самой ее головой, висел сосуд, и из него ей в руку по тоненькой прозрачной трубке капала темно-красная кровь.Глядя на свою жену, Мартин подумал, что она, должно быть, жестоко страдает от того, что вот так спутана всеми этими повязками и шлангами. Казалось, что ее тело уже принадлежит не ей, а захвачено всеми этими сложными машинами, а сама Энни где-то далеко-далеко отсюда.Мужчина-санитар в белом халате внимательно смотрел на экраны трех мониторов, установленных у изголовья кровати. Мартин тоже взглянул на мерцающие кривые линии, в которых теперь секунда за секундой отражалась вся жизнь Энни.Санитар, кивнув, указал на стул рядом с кроватью.– Садитесь, побудьте немного с ней, – резковатым голосом с своеобразным акцентом предложил он. «Ирландец», – машинально отметил Мартин. В отделении было полно людей, умело и спокойно делавших свое дело, и казалось странным, что у всех у них есть еще и свои индивидуальные черты, такие как ирландский акцент или темная кожа. Несмотря на это, все же эти люди казались только придатками машин с их мерцающими огоньками-глазами.– Жаль, вы не пришли минутой раньше, – сказал санитар. – Она ненадолго приходила в себя. А сейчас вот снова без сознания.Мартин сел рядом с женой. Он хотел было взять Энни за руку, но побоялся потревожить трубки, опутавшие ее кисть, и поэтому просто прикоснулся к пальцам.Так прошел почти целый час, но Энни не шевелилась. Мартин вспоминал, как дома она энергично хлопотала на кухне или бегала с сыновьями по садовой дорожке, и вдруг почувствовал, что в нем зарождается гневное чувство. Это был гнев на людей, которые совершили все это с Энни, но одновременно с изумлением и стыдом он обнаружил, что это был гнев и на нее, покинувшую ее, ушедшую так далеко-далеко. Он посмотрел на все эти аппараты, как будто они были соперниками, отобравшими у него Энни.– Зачем они все? – спросил он, кивнув на экраны мониторов.– Пульс, давление, электрокардиограмма, – охотно начал пояснять санитар. – Вот эта шкала показывает давление в ее артериях, согласно показаниям датчиков, установленных на груди у нее, вот здесь, видите? А эти трубки соединяют вашу жену с искусственной почкой.Итак, они поддерживают жизнь в ее теле, а где она сама, душа и мысли, кто сможет ему сказать?Через час Мартин с трудом и неохотно встал и попрощался с санитаром. Дома его ждали Бенджи и Том. Он вышел из палаты, спустился вниз и пошел к выходу из больницы, стараясь не глядеть по сторонам.
– Как она? – спросил Стив.– Держится, – ответили ему. – Сейчас у нее муж. – Стив думал о часах, проведенных вместе с нею под развалинами. Беспросветный мрак этого подземелья все еще был реальным, чем ярко освещенная палата, в которой за ширмой стояла его кровать. В комнате негромко разговаривали какие-то люди, входили и выходили врачи, а у него в ушах все также отчетливо слышался шепот Энни. Сейчас, когда больше нет страшной, давящей темноты вокруг, он хотел говорить только с ней, и немедленно, сию минуту. За долгие часы вчерашнего кошмарного дня они так хорошо узнали друг друга. Энни теперь стала для него больше чем друг, она стала его семьей. И Стив был уверен, что Энни испытывает к нему те же чувства. Но сейчас она лежит вверху в реанимации, а рядом с нею сидит ее муж.Когда наступил вечер, Стив окончательно пришел в себя после наркоза. Он понял это еще и потому, что теперь, хотя события вчерашнего дня еще жили где-то в глубинах его подсознания, он все-таки отчетливо различал, где его воспоминания, а где сегодняшняя реальность.Как бы в доказательство этого в палату, улыбаясь вошла медсестра в маленькой накрахмаленной пилотке, приколотой к волосам, и отдернула занавеску перед кроватью Стива.– Вот так, немного открою вам обзор. Вы уже совсем проснулись.И Стив увидел напротив четыре кровати, на которых лежали и смотрели на него его соседи по палате.В центре находился стол, а на нем огромный букет цветов. Стив приподнялся и засмотрелся на цветы словно загипнотизированный щедростью красок.
Энни снова очнулась и увидела, что световые прямоугольники над головой почти потушены.– Они горели, – вспомнила она, – а раз их сейчас погасили, значит, наступила ночь. Сколько ночей уже прошло?Энни сглотнула и, капсула во рту, вновь вызвала приступ тошноты.Рядом был новый санитар. На этот раз это была женщина, и Энни отметила резкий контраст между чернокожим лицом и ослепительно белой шапочкой, закрывавшей волосы.– Привет, милая моя, – сказала санитарка, – ваш муж сидел тут весь вечер, а теперь пошел домой. Он просил передать вам, что там все в порядке. Том и Бенджи посылают вам свои горячие приветы и просят, чтобы вы не волновались. А вы и не будете, правда? – Женщина улыбнулась, и Энни снова обратила внимание на резкий контраст между светлым и темным. Она хотела сказать: «МАРТИН…», но снова ей не дала это сделать капсула во рту. Энни вспомнила, что не может говорить и двигаться. Боль отбрасывала ее назад в забытье, а сейчас ощущалась даже сильнее, чем раньше. И все-таки она знала, что здесь, при свете ламп, она в безопасности. Улыбка санитарки была широкой, светлой, умиротворяющей. Но все же страх вернулся и охватил ее. Где Стив? Энни разволновалась от того, что не может даже повернуть голову, чтобы посмотреть где он. Он бы понял этот страх, все что происходит сейчас с нею. Он по-прежнему был с ней рядом, в ее мыслях, в ее душе. Она совершенно отчетливо слышала все слова Стива и даже видела, будто смотрела его глазами, сгорбленную фигуру его бабушки, шаркающей по их убогой квартирке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121