Я не хочу, чтобы ты что-либо боялась, потому что никогда, слышишь, никогда не предам тебя.Он говорил торопливо, его голос звучал очень тихо, почти как шепот. Энни закрыла глаза, чтобы не видеть свою кухню и напряженно вслушивалась в его голос.– Энни, я хочу тебе только сказать перед тем, как ты ляжешь спать, что я люблю тебя. Запомни это…У нее появилось ощущение, что давний молчаливый диалог начинает звучать вслух. Все ее тело задрожало под напором рвущихся на свободу слов, которые она так долго сдерживала, и, наконец, Энни произнесла их наяву, а не мысленно:– Я знаю, – ответила она, а потом беспомощно добавила. – Я… тоже люблю тебя.На том конце провода послышалось его резкое порывистое дыхание. И молчание, всеобъемлющее и просветленное, молчание влюбленных, наконец-то открывшихся друг другу, коснулось их своим нежным крылом. Самые тайные, самые главные слова произнесены вслух, и все, что не терпится высказать вслед за ними, пока не имеет смысла.– Как бы я хотел прикоснуться к тебе, – только и промолвил Стив.– Уже скоро… – отозвалась Энни.– Спокойной ночи… любимая моя…Его голос исчез, а Энни все стояла с трубкой в руках, прислушиваясь к коротким гудкам, потом она положила трубку на рычаг, каким-то отрешенным взглядом посмотрела вокруг и внезапно осознала, что говорила шепотом, словно муж, работавший через два этажа, наверху, мог ее услышать.Шептать и притворяться и не договаривать, чтобы самый невинный разговор случайно не коснулся опасной темы. Изворачиваться и лгать, пусть даже по необходимости – вот куда вела та радость, которая сейчас переполняла Энни.Наощупь, будто внезапно ослепнув вытянув перед собой руку, Энни через всю кухню дошла до стола и присела на краешек стула, беспомощно уронив руки на скатерть и опустив на них голову.Одна возможность услышать голос Стива неизъяснимой радостью наполнила ее, а от уверенности, которую они приобрели, кровь быстрее бежала во всем теле.Господи, какое это счастье!Энни подняла голову и все тем же невидящим взглядом обвела комнату и вдруг счастье любви невыносимой болью отозвалось в каждой клеточке ее существа. Она поняла всю безнадежность своих чувств. Ее дом, ее муж и дети, и устоявшийся налаженный быт, и размеренный уклад всей жизни – слишком сильно она привязана ко всем этим напластованиям любви и привычек, появившихся за долгие годы.Восторг и страдания сплелись в тугой клубок камнем на сердце Энни. Тяжелой шаркающей походкой, словно старуха, она пошла наверх и разделась, потом легла, и прохлада простыней коснулась ее кожи. Энни подтянула озябшие колени к груди и свернулась калачиком, чтобы хоть чуть-чуть приглушить эту мучительную боль, ослабить тягостный груз, давивший ее душу.– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она, – я не знаю, что делать… Глава 7 Тибби на оставшееся ей время переехала в хоспис, решив там встретить свою смерть.Когда Энни пошла туда навестить свою мать, ее поразило, насколько хоспис отличался от большого госпиталя, где лечили ее саму. Комнаты и коридоры устланы пушистыми коврами, на стенах, покрашенных в спокойные светлые тона, веселые пейзажи и миниатюры, холлы для отдыха обставлены мягкой мебелью, нигде не витал удушливый запах лекарств, и даже одежда у персонала была пошита без всякого намека на больничную униформу. Тибби выглядела счастливой.– Совсем, как дома, – улыбнувшись сказала она, – и никаких обязанностей.Лицо у нее было светлое и довольное, но в глубоком, оббитом ситцем кресле, которое ей подвинула Энни, она казалась совсем старенькой, беззащитной и хрупкой.– Здесь так красиво и уютно. Уверена, тебе тут будет хорошо, – энергично сказала Энни.В том, как протекала болезнь матери, не оставалось никаких сомнений. Опухоль нельзя было оперировать, и хотя заключения докторов еще были очень осторожными, все-таки уже поговаривали о том, что ей остались недели, в лучшем случае месяцы. Тибби точно знала, что с ней произошло, и приняла весть об этом с тихим печальным мужеством. В хосписе делали все, чтобы помочь ей почувствовать себя максимально удобно, дать возможность спокойно и беспечально провести остатки дней.– Когда ты собираешься вернуться домой? – спросила Энни. Врачи им сказали, что немного позже Тибби сможет решить, остаться в хосписе или вернуться в собственный дом.– О, дорогая, не знаю. Здесь, конечно, очень мило. Но я чувствую себя страшной лентяйкой. Я еще кое на что гожусь и боюсь, что Джиму трудно управляться по дому. К тому же я очень беспокоюсь – все время думаю о саде. Ты же знаешь, там – розы.Энни подумала о зеленых лужайках, старых яблонях и махровых ворсистых бутонах на розовых кустах, разросшихся над оградой. Мать любила уже в марте начинать весенние работы в саду: убирать прошлогоднюю листву, делать первые подкормки, подрезать свои розы. Было похоже, что в этом году ей уже не доведется увидеть буйство розовых, белых и золотистых цветов, насладиться их тонким ароматом и пол: любоваться на красочный цветочный ковер летним вечером из окна кухни, как она обычно делала раньше. Энни взглянула на свои руки, потом повернула их вверх ладонями, как будто желая увидеть там что-нибудь важное.– Не беспокойся ни о чем, – наконец, догадалась она, что сказать. Отец прекрасно управляется с домашними делами и совсем не устает. Я была у вас вчера: чистота и порядок, как обычно. Если хочешь, я сама займусь твоими розами. Ты мне скажешь, что и как надо делать, а я постараюсь выполнить все как можно лучше. Да и Мартин поможет.«Снова два диалога, – подумала Энни. – Вот мы обе сидим тут, разговариваем о розах, о порядке в доме, а думаем совсем о другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121