Он открыл дверцу машины с моей стороны, я вышла и на минуту остановилась, глядя на высокую грозную центральную башню, служившую фасадом здания. Она была квадратной формы, выдавалась вперед, отделенная от остального здания; окна располагались друг над другом в три этажа, и во всем строении не было ни единой округлости; башню увенчивала островерхая крыша. На самой ее вершине красовался флюгер в форме орла, как бы парящего над всем миром. Остальная часть старого дома несколько отстояла от входной башни, на нижнем этаже которой невероятно высокие окна занимали пространство от пола до потолка. Более новые флигели, пристроенные Диа, располагались сзади, и с того места перед парадным, где я стояла, были почти не видны. – Я провожу вас в дом, – сказал Уэйн.
Поколебавшись какое-то мгновение, я поднялась по трем ступеням.
Крис опередил нас и уже стоял перед широкой дверью красивого черного дерева, украшенной сложной резьбой. Эту дверь наверняка перевезли сюда из какого-нибудь европейского дворца. Из самого ее центра на нас скалилась морда бронзового льва с кольцом в зубах. Крис даже не прикоснулся к кольцу. Дверь была не заперта. Он открыл ее, и мы вошли в квадратный холл, занимавший всю ширину башни. Пол был выложен черными и белыми мраморными плитками, а стены обшиты темными деревянными панелями. Возле одной стены стоял огромный средневековый сундук, а на нем – медный подсвечник. У противоположной стены находилось громадное деревянное кресло с резьбой на спинке, ножках и подлокотниках – наверное, из какого-нибудь монастыря. Около него стоял на страже рыцарь в доспехах, глядевший сквозь прорези шлема на копье, которое он держал в покрытой панцирем руке.
Крис постучал по опущенному забралу, словно ожидая, что оно приподнимется.
– Это Мортимер, – сказал мальчик. – Иногда он со мной разговаривает.
Отец его улыбнулся:
– Я знаю, он, бывало, и со мной разговаривал. Знаешь, а тебе, пожалуй, следовало бы пойти поискать эти лунные камни, пока тетя Фрици не попала в какую-нибудь новую беду.
– Всего доброго, – очень серьезно сказал мне Крис и исчез в одной из двух дверей холла – той, что располагалась с правой стороны.
– Я часто задумывался над тем, хорошо ли для мальчика жить в таком месте, – сказал Уэйн, глядя вслед сыну. – Я сам здесь вырос, но я немножко чаще, чем он, отлучался отсюда, особенно в летнее время. Тогда все это не было таким старым.
– А почему вы здесь остаетесь? – напрямик спросила я.
– Пожалуй, для того, чтобы оплатить старые долги. Но это длинная история. Давайте отложим ее до другого раза.
Мне показалось, что глаза его затуманились. Я стояла рядом с ним возле левой двери, ощущая, насколько он выше меня ростом, а ведь я сама была высокая девушка. Ощущала я также, как мне неожиданно легко с ним, как будто я давно прекрасно его знаю, так что мне незачем постоянно держаться вызывающе, незачем скрывать свой шрам, который, как видно, не был для него неожиданностью и не производил на него неприятного впечатления.
– Мы здесь никогда двери не закрываем, – сказал Уэйн, – но сегодня мы будем действовать по всей форме и попросим о нас доложить. Вы готовы?
Разумеется, я не была готова. Каким образом могла я быть готова к чему бы то ни было, что ждало меня за этой дверью? Впрочем, тогда я не представляла себе, насколько была не готова. Я могла лишь напоминать себе, что моя бабушка Джулия поступила со мной до подлости грубо и несправедливо и что у меня нет никаких оснований ее бояться, как, впрочем, и принимать от нее что бы то ни было.
Уэйн, по-видимому, понял, что я внутренне собираюсь с силами, потому что, нажимая пальцем звонок, он улыбнулся мне.
– Почему ваша мама хотела, чтобы вы приехали сюда?
Я торопливо заговорила, боясь, что не успею все сказать, прежде чем откроется дверь.
– Из-за тети Арвиллы. Потому что мне надо кое о чем с ней поговорить, сказать ей кое-что.
Он был, видимо, удивлен.
– Поговорить с Арвиллой? Ну, знаете, тут вы далеко не уедете. Единственное желание Фрицы – полностью забыть прошлое. Как видно, сознание выработало какой-то способ предохранять ее от всего, что причиняет боль человеческому рассудку. Это иногда удается, когда жизнь становится нестерпимой. Когда бывают просветы и она что-то припоминает, бог знает что творится. Так что, если вы собираетесь разбередить ее воспоминания, никто вам за это спасибо не скажет. Я тоже не скажу.
– Но разве это хорошо – оставлять ее в таком состоянии? – спросила я.
Его темные брови поползли вверх, а глаза посмотрели на меня с вызовом. Раздвоенный подбородок стал как будто тверже и тоже неодобрительно повернулся в мою сторону.
– А как вы можете судить о том, что хорошо или нехорошо для Арвиллы Горэм? Да и что вам известно о том, через что ей пришлось пройти?
Я подумала: опять передо мной мрамор и почувствовала, что ступила на опасную почву, если хочу, чтобы Уэйн Мартин был моим другом. Но и отступать я не смела.
– Моей матери все это наверняка было известно, – сказала я. – Я явилась сюда по ее воле.
Еще какое-то мгновение мрамор оставался твердым и неподатливым. Но вскоре Уэйн пожал плечами и как-то смягчился.
– Думаю, что все это не имеет значения. Вам все равно не позволят с ней уединиться. Она по большей части остается на своей половине дома, за стеной, ну, знаете, за той самой стеной, которую построили еще в то время, когда дом только сооружался. Я уверен, что ее будут держать подальше от вас.
За дверью послышались шаги, и на пороге показалась молодая женщина лет тридцати с небольшим. Она приветливо улыбнулась Уэйну, потом окинула меня быстрым взглядом ярких карих глаз, в которых притаилась какая-то настороженность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82