По-видимому, они оба считали, что мой отказ – просто уловка, рассчитанная на то, чтобы убедить бабушку в отсутствии у меня каких-либо корыстных помыслов. Не поверила мне и бабушка.
– Мне не нравится, когда ты демонстрируешь свои плохие манеры, – сказала она, словно вся эта сцена за столом не была подобной демонстрацией. – Одно из твоих свойств, которые меня беспокоят, Малинда, – продолжала она, – это крайняя эмоциональность и возбудимость. Ты слишком похожа на свою тетю Арвиллу.
Я тут же вновь продемонстрировала свою возбудимость.
– О нет! Я непохожа на тетю Фрици! Я гораздо больше похожа на вас. Я не рассыплюсь на части, как бедная тетя Фрици, у меня не будет нервного срыва. И я не позволю вам использовать меня в своих целях против Джеральда, Фрици или кого-либо еще. Я уезжаю в Шелби, и я намерена устроить свою жизнь так, как мне хочется.
– Тогда тебе придется отправиться в Шелби пешком, – заявила бабушка. – Или «голосовать» на шоссе. Я не отдам распоряжения, чтобы кто-нибудь отвез тебя туда. Если ты – здравомыслящая девушка, за какую я тебя принимаю, то ты проведешь остаток дня в спокойном размышлении над сложившейся ситуацией. А когда придешь в чувство, мы с тобой побеседуем.
Я знала, что лицо у меня пылает и что кипящий в моей душе гнев вот-вот прорвется наружу. Я успела в полной мере испытать тщетность любых попыток разговаривать с этой женщиной. Мне никогда еще не приходилось иметь дело с таким человеком, как Джулия Горэм, и я совершенно не была знакома с ее тактикой борьбы.
Я так резко отодвинулась от стола, что мой стул закачался. Я выбежала в холл, а оттуда направилась к двери, ведущей в галерею, не обратив никакого внимания на удивление тети Нины и явно потешающееся выражение на лице Джеральда. Мне хотелось найти Уэйна Мартина и рассказать ему о том, что они замышляют. Я хотела предостеречь его, чтобы он был наготове, когда бабушка изложит ему свой план. Только Уэйн мог удержать ее от намерения поместить тетю Фрици в какое-то заведение. Мне необходимо было увидеться с Уэйном.
Глава IX
В то самое мгновение, когда я переступила порог галереи, Уэйн вошел туда через дверь, ведущую из другой половины дома, так что мы чуть не столкнулись. Он рассмеялся при виде моего сердитого лица, схватил меня за руку, крутанул и звонко чмокнул в щеку, после чего направился к двери, из которой я только что вышла.
– Уэйн! – окликнула я. – Пожалуйста, подождите, мне надо с вами поговорить.
Он помахал мне рукой.
– Я вижу, ваша бабушка опять вас расстроила, но об этом мы поговорим вечером. Я и так опаздываю на вызовы, а ваша бабушка может еще больше меня задержать, раз она в таком настроении.
Прежде чем я успела произнести хоть слово, он скрылся в дверях. Гнев сразу же оставил меня. Как я могу продолжать сердиться на бабушку Джулию, когда она так мало для меня значит, а Уэйн значит так колоссально много, что полностью застит весь горизонт?! Он опять удивил меня своим неожиданным поступком, и, погрузившись в смутные мечты, я прошла на другую половину дома, мысленно вновь переживая дикое смятение чувств и ощущая на своей коже веселую нежность его поцелуя. Вот бы никогда не подумала, что Малли Райс может быть такой глупо-сентиментальной. Но такой она мне даже нравилась. Больше не было потребности постоянно быть настороже.
Однако сейчас мне надо подняться наверх и уложить вещи, чтобы быть готовой к отъезду, как только мне удастся найти кого-нибудь, кто согласился бы отвезти меня в Шелби. Попрощаюсь с тетей Фрици, а потом разработаю какой-нибудь план побега. Только мысли о Фрици заставляли меня сожалеть об отъезде из Силверхилла. В каком-то смысле я оставляла тетю Фрици на милость тех, кто хотел отделаться от нее, как если бы она значила не больше, чем какое-нибудь из ее растений. Если бы не Уэйн, мне было бы труднее ее оставить. Но Уэйн Мартин был тем единственным человеком, который сможет противостоять бабушке Джулии. Я всем сердцем верила: он никогда не допустит, чтобы с Арвиллой Горэм обошлись подобным образом.
Так я подбадривала сама себя, идя вдоль нижнего холла на той половине дома, где жила Фрици. Сначала я миновала кухню, потом примыкавшую к ней маленькую столовую. Комната, когда-то служившая гостиной, была превращена в спальню. Я остановилась в дверях, поглядев сначала на женщину, лежавшую на кровати, а потом на Кейт Салуэй, склонившуюся над ней. Ни та, ни другая меня не заметили, и у меня была возможность оглядеть комнату. Она несколько удивила меня, ибо обстановка, которой тетя Фрици себя окружила, открыла мне какие-то новые стороны ее личности.
Это была светлая веселая комната, окна которой, выходившие на лужайку, были распахнуты так широко, что с этой стороны лесные деревья не могли подступиться к дому. Возле окна рос только старый дуб, и хотя сероватые березы, обрамлявшие лес, были отсюда видны, они находились на достаточно большом расстоянии от дома. Заоконная зелень как бы повторялась на обоях, покрытых растительным узором, изображавшим виноградную лозу. Этот узор, в свою очередь, словно бы подражал пышно разросшемуся вьющемуся растению на подоконнике. Мягкий ковер бы тоже зеленым, но более светлого оттенка, а занавеси, хорошо гармонировавшие с внутренним убранством, были желтые. Здесь не было никакого потемневшего от времени антиквариата, никаких фамильных ценностей. Веселая мебель была изготовлена из дешевого кленового дерева, а постель, на которой лежала тетя Фрици, представляла собой современную кровать, ножки которой украшали машинной работы ананасы. Только камин с золотисто-каштановой полкой над ним и плитками вокруг него – типичные образцы старинного нью-хемпширского интерьера – принадлежали прошлому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82