— Это истинный талант.Арран равнодушно пожала плечами. Ей сейчас не хотелось говорить о своей работе. Ей ни о чем не хотелось говорить. Ей хотелось…— Скажите, вы с самого детства хотели стать писательницей?Она заерзала на стуле.— Не знаю… Наверное, это вышло само собой.— Как бы мне хотелось уметь писать. Но, боюсь, ничего у меня не получится. Так и придется использовать чужой талант.Он потянулся к ней через стол. Взял ее руку. Арран вздрогнула.— Я очень ценю, что вы согласились нам помочь.Вы, наверное, даже не представляете себе, как много это для нас значит.Как обожженная, Арран отдернула руку.— Тогда закажите мне еще виски.Дэлвин задумчиво взглянул на нее. Знаком подозвал официантку. Та подошла тотчас же. Конечно, к нему всегда все являются по первому зову. Все наверняка обращают на него внимание, где бы он ни появился.— Скажите, — медленно произнес он, наблюдая, как она пьет, — чем вы занимаетесь помимо работы?— Ем и сплю.— У вас нет знакомых? Нет друга?— Нет.Голос его стал еще мяте.— Сколько вам лет, Арран?— Тридцать.— Выглядите вы намного моложе.— Я знаю. Все мне только об этом и говорят. Надоело.Он снова улыбнулся:— Извините.— Ничего.Арран резко поднялась из-за стола.— Пошли.Дэлвин тоже встал.— Ну, если вы готовы…— Готова. Поедем к тебе. Где ты живешь?— Я живу в таком месте, куда вам нельзя.— И что это значит? Ну хорошо, поехали ко мне.Они вышли на улицу. Дэлвин открыл дверцу старенького «фольксвагена». Арран забралась на сиденье. Он сел рядом за руль, захлопнул дверцу. Прежде чем он успел завести мотор, она набросилась на него. Глаза ее сузились, из горла вырвался стон, она тянулась к нему руками, губами, оскаленными зубами. Ошарашенный этим неожиданным нападением, он на мгновение откинулся назад, однако в следующую же секунду с силой, неожиданной для такого не слишком крупного человека, крепко схватил ее за обе руки и неторопливо, но решительно вернул на прежнее место.— В чем дело? — Арран вырвала одну руку и ударила его по лицу. — Я что, недостаточно хороша для тебя?Ты меня не хочешь?Он снова схватил ее руку, пригвоздил к сиденью. Она выгнулась, как тетива лука.— Да в чем дело-то? Может, ты гомик?— Нет.— А я чуть было не подумала… Тогда в чем проблема?— Никакой проблемы нет. Секс просто не по моей части.Он еще крепче сжал ее руки, чувствуя истерическую дрожь в мышцах.— Что значит не по твоей части? Таких не бывает.Все этим занимаются.— Но только не я. Тебе разве неизвестно?— Неизвестно о чем? У тебя что, не встает?— Я думал, Джонни тебе сказал. Извини…— Да о чем ты? Какого еще черта Джонни должен был мне сказать?— О том, что я священник.— Что?!!Арран закрыла глаза и обмякла на сиденье. Дэлвин выпустил ее руки.— Ах ты черт! Священник! Тогда почему ты не носишь этот чертов воротничок?— В приюте многие боятся любой униформы.Он замолчал. Ждал. В конце концов Арран расхохоталась так, что слезы ручьем полились из глаз.— Ах ты… Священник, твою мать!Дэлвин повернул ее к себе, крепко обнял. Она уткнулась ему в грудь мокрым от слез лицом.— Ты прекрасная девушка, Арран. Соблазнительная девушка. И очень-очень пьяная. Сейчас я отвезу тебя домой, ты как следует выспишься. А завтра или в какой-нибудь другой день, когда захочешь, мы поговорим. Глава 6 Марк Уинн не сознавал ни своей исключительности, ни своих особых привилегий. Да, они живут в огромном доме с большим бассейном, и мать у него — кинозвезда. Однако почти у всех его знакомых есть то же самое. На каникулы он уезжал на Гавайи, в Мексику, на Карибское море или в Европу, так же как и другие дети из их круга.Кое в чем он чувствовал себя даже обделенным. Вот, например, у него нет отца. Хотя у многих его сверстников тоже не всегда имелись отцы, и вообще родители у многих менялись с поразительной быстротой.Особенно счастливым он себя не чувствовал, да и не стремился к этому. Ему не слишком нравился дом, в котором он жил. И школа тоже. Несмотря на то что он оказался очень способным и шел впереди других, особой популярностью в классе он не пользовался. Он объяснял это тем, что его мама — более известная киноактриса, чем другие матери. Они все просто ему завидуют. В последнее время его стали называть снобом. Ребята не хотели играть с ним, что приводило его в бешенство. Пришлось кое-кого проучить как следует. Тогда его стали называть не только снобом, но еще и задирой. Тем не менее на дни рождения и званые вечера ребята всегда к нему приходили, потому что в его доме устраивались более грандиозные вечера, чем у всех остальных.К тому времени, как к ним в пятый класс перевели Брайана, у Марка не осталось ни одного настоящего друга. Брайан вернулся в Лос-Анджелес после трех лет, проведенных с матерью в Нью-Йорке. Он не знал, что ему не полагается общаться с Марком Уинном. А если бы даже и знал, не обратил бы внимания.Брайан рос очень независимым, сложным и одаренным ребенком. Родители его расстались. Отец представлялся ему не слишком понятной и скорее какой-то официальной фигурой. Он много работал, редко улыбался.При нем Брайан чувствовал себя неуютно. Мать много играла в теннис, ездила к парикмахеру, встречалась за ленчем с приятельницами и постоянно посещала собрания, где организовывались вечера для больных, например, бал для артритников, чай для больных церебральным параличом или ленч для страдающих мышечной дистрофией. Перед выездом из дома мама — кстати, в последнее время она стала сердиться, когда он ее так называл, — разряжалась в пух и прах, долго смотрела в зеркало на свои прекрасные белокурые волосы, злилась на парикмахера Кеннета, опрыскивала себя духами и уносилась на своем голубом «мерседесе» на встречу с такими же дамами, тоже разодетыми в пух и прах и тоже побывавшими у парикмахера Кеннета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132