«Дорогая Джесс!
Как там богемная жизнь?
Прости, что до сих пор не писала, но тому были ОЧЕНЬ ВЕСКИЕ ПРИЧИНЫ. Мистер и миссис Вере затеяли бракоразводный процесс, и теперь я оказалась между двух огней. Каждый из супругов делится со мной жалобами на подлость своей бывшей драгоценной половины.
Миссис Вере, весьма чопорная дама (у меня язык не повернулся бы хоть раз назвать ее «Си Си» — помнишь?), забрала детей и вернулась к матери. Кроме того, она прихватила с собой всю мебель. Джон, обрадовавшись этому обстоятельству, как рождественский клоун, набил дом всевозможными цветами, громадными подушками и каким-то бродячим людом. Все они курят марихуану (теперь это называется травкой), играют на гитаре и пишут стихи. Мне кажется, Джон мнит себя эдаким покровителем искусств.
В отношении меня он испытывает некоторое чувство вины, а потому предоставил мне право выбора: идти на все четыре стороны или же остаться у него в доме. Домина огромный (это надо видеть, Джесс), и теперь я имею в полном своем распоряжении весь верхний этаж. Кроме того, Джон нашел мне работу в своем рекламном агентстве. Теперь я администратор. Целый день вишу на телефоне и встречаюсь с забавными людьми. Ах, если бы было время рассказать тебе о них! И как вообще мне хотелось бы иметь здесь настоящего друга, с которым я могла бы поделиться своей счастливой судьбой! И почему тебе не приехать ко мне? Подумай об этом как-нибудь, Джесс. В Лондоне сейчас, должно быть, холодии-и-ище!
Люблю, люблю и еще раз люблю… Между прочим, как там дела на любовном фронте?
Гвин».
Письмо было очень живым и веселым, совсем не в стиле Гвиннет. Звучало письмо по-американски счастливо, но не совсем понятно. И куда это только Гвин занесло?
Первые признаки беспокойства овладели Джесс, как только она вошла в собственную квартиру на Онслоу-Гарденз и закрыла за собой дверь.
Три недели Джесс не видела Фреда и ничего о нем не слышала: сегодня-завтра она сообщит любимому свою потрясающую новость.
«Боже мой, — тревожно подумала Джесс, — а относится ли ко мне Фред по-прежнему? Может, за эти три недели он уже забыл меня? Может, Фред успел уже найти себе кого-нибудь еще? — Джесс испугалась. — А вдруг Фред не хочет ребенка? Вдруг он придет в ярость? Вдруг я его потеряю?..»
В конце концов она решила не встречаться с Фредом сегодня вечером — лучше увидит его завтра утром на занятиях. А завтра вечером они опять будут вместе. И тогда он узнает о ребенке.
Но утром Фред на занятия не пришел.
Он никогда не пропускал занятий. Должно быть, заболел. Но он никогда не болел.
На Блоссом-Мьюс дверь в студию была раскрыта нараспашку. Лестница вся завалена мусором, сама студия совершенно пуста.
— Две недели назад за ним приходили копы, — доверительно сообщили Джесс во дворе.
— Полиция? О Боже! Он… он в тюрьме?
— Не-е-еа — удрал.
— А куда?
— Не мое дело.
На следующий день в «Кения кофи хаус» в Найтбридже Виктория отчитывала Джесс:
— Нет, ты совершенно непроходимая идиотка! — Виктория, как всегда, выглядела весьма экстравагантно во французском беретике, ловко сидящем на ее коротко остриженной серебряноволосой головке. Рядом с ней Джесс чувствовала себя неуклюжей, безвкусно одетой и глупой. — Почему ты не пользовалась контрацептивами?
Джесс беспомощно покачала головой:
— Не знаю. Я не думала. Все это случилось так… так быстро…
— И он, конечно же, тоже не пользовался? Они никогда не пользуются.
Джесс обратилась к Виктории, потому что ей больше не к кому было обратиться. К тому же она почему-то думала, что Виктория знает, как следует поступать в подобных случаях.
— Когда я рассказала обо всем дома, мать послала меня в приют для девушек, попавших в беду. Я рожу ребенка, его оставят в приюте, а я вернусь домой, и все будет так, словно ничего и не произошло. Это мать так говорит. Но я… Я понимаю, что мне нельзя иметь ребенка от Фреда, и решила от него избавиться.
Виктория вздохнула. Достав из сумочки небольшую записную книжку в черном кожаном переплете, она принялась листать ее в поисках нужного адреса. Отыскав необходимую запись, Виктория дала Джесс номер телефона врача в Голдерс-Грин.
— Попробуй у него. Одна из моих подруг там уже побывала. Говорит, что все в порядке.
Здание небольшой частной клиники ничем не отличалось от других выстроившихся в ряд каменных коттеджей в стиле короля Эдуарда:
Джесс приехала туда в девять вечера и, расплатившись, отпустила такси. Чувствовала она себя при этом совершенной преступницей.
В восемь утра Джессика уже лежала на операционном столе. К девяти часам она уже снова была в своей палате и отдыхала после операции. Сиделка принесла ей чашку крепкого и сладкого, как сироп, чая.
В полдень Джесс уже вернулась на свою квартиру в Кенсингтоне.
Все прошло быстро, качественно и абсолютно беззвучно. Пришла, ушла — и никакой беременности.
По крайней мере теперь ей не придется бросать ребенка Фреда на произвол судьбы.
Джесс села на аккуратно застеленную постель и окинула взглядом свою узенькую комнату: мольберт, рисовальная доска, большая черная папка для эскизов. Она вдруг с пугающей ясностью поняла, что никогда уже не сможет вернуться в художественный класс — слишком многое там будет напоминать о Фреде. А ей во что бы то ни стало надо о нем забыть и никогда, никогда больше не думать. Иначе она не выживет…
Весь день Джесс продремала в постели. Вечером она написала письмо Гвиннет:
«Если в твоем великолепном замке найдется еще одна „громадная подушка“ для твоей старой подруги и если подруга тебе до сих пор все еще нужна, то я в полном твоем распоряжении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115