— Я могла выйти за Стефана только по любви, потому что действительно его любила, как люблю и его родителей.
Но я художник, мистер Рей, и я должна работать. Всю свою жизнь я хотела стать художницей. Я никогда не вышла бы замуж за того, кто требовал бы с моей стороны так много заботы. Это было бы нечестно. Ни в отношении его, ни в отношении меня.
— Гм-м-м, художница? — немного помолчав, переспросил Рей. — Художница… — Рей направил на Джесс указательный палец. — И можете это доказать?
— Да, — с вызовом подтвердила Джесс.
— Идет. Вы сами напросились. Попытайтесь убедить меня. Нарисуйте мне картину. Завтра.
Джесс работала истово, не замечая, как летит время, и очнулась лишь тогда, когда за окнами совсем стемнело, а пальцы от наступившего вечернего холода отказывались держать кисть. Только тогда Джесс осторожно спустилась вниз по шатким узким ступеням, совершенно измотанная вернулась в дом и, разыскав Джерико Рея в кабинете Макса, положила перед ним на стол готовый портрет.
— Вот, — сказала она довольно бесцеремонно. — То, что вы хотели.
Джесс не знала, хорошо или плохо у нее получился портрет, да ее это и не волновало. Впервые за несколько лет она взялась за кисть, но ничего не изменилось. Глаза, руки и мозг сработали синхронно, и с полотна на мир смотрел Стефан: каждый локон золотистых волос, каждая пора молодой кожи, улыбающийся рот дышали жизнью.
Джерико Рей безмолвно всматривался в картину.
— А почему вы нарисовали цветы вместо глаз? — спросил он наконец.
— Я так вижу.
Как ни странно, но старик одобрительно кивнул:
— Кажется, верно. — И чуть погодя хрипло добавил:
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел этот портрет.
— Как вам угодно, — согласилась Джесс. — Это ваше дело…
В день своего отъезда в Техас Джерико разбудил Джесс рано утром, даже раньше прислуги. Они вдвоем сидели в огромной кухне и пили кофе. Старик любил обжигающе горячий, черный как деготь кофе.
Т — Мисс Хантер, у меня к вам предложение. Андреа с Максом возвращаются в Европу. У них есть собственная вилла где-то во Франции, которую я, впрочем, сам никогда не видел. Они не смогут больше здесь жить, и потому это поместье остается пустовать.
— В таком случае они его продадут? — Джесс не совсем понимала, какое она ко всему этому имеет отношение.
— Вы хотели сказать, я продам. Поместье принадлежит мне.
— О, этого я не знала.
— Дом, постройки и пять акров первоклассных виноградников, дающих, как мне говорят, прекрасное вино. Сам я не пробовал. Если хотите, все — ваше, за исключением виноградников, их я оставлю за собой.
— Что?! — остолбенела Джесс.
— Боже правый, девочка, я и не подозревал, что ты можешь быть такой тупой. Я отдаю тебе дом под жилье. — Рей положил на кухонный стол какие-то бумаги. — Вчера составил. Ну-ка поставь свою закорючку. — Джерико ткнул пальцем в бумаги. — Здесь и здесь.
Окончательно сбитая с толку, Джесс тупо уставилась на официально оформленный документ.
— Господи Боже, до тебя доходит, как до жирафа. Послушай, деточка, я никому не делаю одолжений. Я зарабатываю тем, что использую собственный талант и таланты других людей. У меня есть отличный шанс заработать на тебе: как только у тебя появится собственное место для работы, ты будешь рисовать картину за картиной и каждый год две из них отдавать мне. Когда-нибудь ты станешь знаменитой, а я за счет этого обогащусь. С возрастом я буду становиться все богаче и богаче. Дошло?
Джесс замотала головой:
— Я не могу на это согласиться.
— Кончай морочить мне голову. — Джерико достал из внутреннего кармана пиджака ручку и всунул ее в руку Джесс. — Подписывай. А теперь подумай над тем, какой будет твоя следующая картина. Время пошло.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Шел 1971 год. Прошло более двух лет после того памятного обеда в «Фортнам», и в течение всего этого времени Катриона не переставала испытывать растущее чувство собственной вины. Ей очень хотелось взять свои обидные слова обратно и спасти дружбу с Викторией уже только потому, что подруга оказалась права.
Какое-то время Катриона убеждала себя, что положение могут изменить дети.
Первой родилась Кэролайн, сладкая толстушка Кэролайн, потешно ползавшая с угугуканьем и поразительной скоростью на четвереньках; Кэролайн-солнышко, вызывавшая улыбку даже на вечно высокомерно-холодном лице вдовствующей леди Вайндхем.
Полтора года спустя на свет появился Джулиан Эрнест Канингем, родившийся с не детски крутыми скулами, приплюснутым носом и лысым, он был поразительно похож на своего деда Скорсби. Но, несмотря на то что Джонатан безумно гордился своим отцовством, дети ничего не изменили в семейной жизни. Более того, с рождением Джулиана — наследника рода Вайндхемов, сексуальная жизнь в браке для Катрионы была окончательно похоронена.
Джонатан все реже появлялся дома. К тому же он начал привозить на выходные своих специфических лондонских друзей, перед которыми Джонатану хотелось похвастаться прекрасным домом, титулованной матушкой и даже своей красавицей женой и детьми. Времена изменились. Неожиданно оказалось престижным быть «голубым».
«Ты была права, — сказала бы она теперь Виктории, — и я прошу прощения. И если ты прощаешь меня, то посоветуй, как же мне дальше жить?»
Но Катриона уже дважды звонила в дверь Виктории, и никто не отзывался. Дом был темен и тих. Вероятно, Виктория не вернется до самого вечера. Может быть, даже до четырех утра. А может, и вообще не вернется. И все же Катриона решила подождать еще полчаса.
Взглянув в очередной раз на окна Рейвнов, она неожиданно увидела в них слабый свет, пробивавшийся, видимо, из дальних комнат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115