Это было потрясающе. Мы прожили вместе восемь лет. Я не хотел детей, и мне, наверное, казалось, что так будет длиться вечно. Это было лучшее, что может быть в обоих мирах.А потом она умерла. Опухоль мозга. Хоп – и все кончилось. И только тогда я понял, что потерял.На похоронах ее мать рассказала мне то, что Хани всегда хранила в тайне. Чудовищную правду. И я ощутил то, что Лорка называл duende, «острие боли». Это была обычная история для Никарагуа, а может, и для большинства тех мест, где постоянно идет война: изнасилована в двенадцать лет; отец расстрелян на ее глазах; братья пропали без вести; некоторые родственники все еще остаются там. Они никогда об этом не говорили. Задним числом я понял, что раза два она, наверное, пыталась мне что-то рассказать, но я не был благодарным слушателем. Стал им только на похоронах. И осознал, что предал ее. Я начал взрослеть. Не сразу, постепенно. Прежде я и представить себе не мог, что будет значить для меня эта утрата. Потом нашел решение – не лекарство, но решение.– А зачем ты дал объявление?Он пожал плечами:– Может, былое «я» дало о себе знать. А может, просто захотелось дать – и получить – немного привязанности, никому не причинив при этом вреда. Я хотел, чтобы все было честно. – Он вдруг чуть лукаво улыбнулся и стал очень похож на себя прежнего. – Как только я решил поехать туда, то ощутил мощный заряд положительной энергии – во всем теле. Это огромная сила. – И, встав, начал одеваться.– Ну что ж, – сказала я, наблюдая за ним в последний раз, – похоже, никому никакого вреда это действительно не принесло.Вмятины на подушке, два использованных стакана и две почти пустых бутылки из-под шампанского. Сухой остаток. «Прощай», – прошептала я, прислушиваясь, как его такси заворачивает за угол.Было около полуночи. Я сидела в кровати с лицом, мокрым от слез, и думала: что дальше? Сасси должна вернуться через неделю. Если я собиралась сделать кое-326 какие приготовления, лучше было сделать их, пока она еще там. Но не сразу, решила я, во всяком случае, не раньше, чем я выпью чего-нибудь покрепче. Невзирая на строгое и пугающее предупреждение Верити, мне был необходим глоток чего-нибудь горячительного, и я отправилась на кухню. Глава 8 Голубые-преголубые прищуренные глаза Фишера смотрели поверх какого-то огромного каталога, которым он прикрывался, с притворным ужасом. Стоило мне войти в комнату, как Рис стал пятиться, молитвенно сложив руки.– Будешь бить?– Нет, тебе это может понравиться.– Фу ты! – Он рассмеялся и положил каталог на стол. – У людей сложилось странное представление о моей сексуальной ориентации. Я совсем не люблю, когда мне делают больно.– Вот и я не люблю.– Никто не любит, Маргарет. – Он сел и жестом указал мне стул напротив.– Ладно, – сказала я. – Мне звонила Саския. Поскольку мне не придется развешивать его картины у себя дома по окончании выставки, так и быть, потерплю. – Я села, положила ногу на ногу и посмотрела на него испепеляющим, как я надеялась, взглядом. – Для тебя ведь это большая удача – устроить первую после стольких лет выставку Дики в Лондоне, не так ли?Фишер долго разглядывал собственные ногти, потом с огромным удовольствием признался:– Да, конечно.– А то, что в выставке будут участвовать отец и дочь, еще больше привлечет прессу и торговцев.– Почти наверняка. Но Саския действительно хорошая художница. Начинающая, но, несомненно, уже заслуживает совместной с отцом выставки. А его работы просто превосходны. Она прислала мне кое-какие слайды.– Вот как? Давно?– О, Саския проявила настоящий профессионализм. И решимость. Решимость организовать отцу выставку в Лондоне. Если бы я отказался, она нашла бы кого-нибудь другого. Соблазн был слишком силен. Лондон пребывает в состоянии стагнации и охотно привечает тех, кто возрождается заново… Ты сходи на выставку художников шестидесятых, посмотри, что там делается. Вот и будет весьма кстати показать нечто, что апеллирует как к прошлому, так и к будущему. – Фишер встал, подошел к шкафу, стоявшему у стены, достал оттуда папку. – Хочешь посмотреть?– Нет, – ответила я.Он вынул прозрачный планшет с вложенными в него слайдами и поднес к окну.– Они очень хороши. Фигуры такие монументальные. В них есть что-то от Нэша и Мура, но они вовсе не подражательны. Это торсы героев и героинь. – Он несколько дольше задержался на одном из слайдов. – Весьма, весьма. Исключительно. – Потом достал другой планшет. – А это пейзажи – заснеженные пейзажи, сделанные совсем недавно. И какие-то головки. Саския, полагаю. Прелестно. Прекрасная форма, неподдельное чувство. Прежние, цикл портретов… женских… были совсем не так хороши. – Я видела – он не играл, а был искренне очарован. – А здесь, – Фишер достал очередной планшет, – работы Саскии. Думаю, вначале она работала по фотографиям. Жизни не хватает. Но потом отложила снимки и обрела большую свободу. В основном это карандашные рисунки и гуашь. Очень простые, но очень эффектные. Она талантлива.– Мы это знали и до ее поездки.– Посмотри, – снова предложил он.Я подошла к окну и взяла у него последний планшет. Рисунки были сделаны по фотографиям, которые я хорошо знала, – я, Лорна, Дики, Саския в младенчестве. Фишер был прав: первые работы грешили безжизненной статичностью, но большинство последующих были великолепны. Мне ничего не оставалось, как улыбнуться.– Яблоко от яблоньки… – ворчливо признала я. – Он тоже был развит не по годам.Фишер достал часы из жилетного кармана.– Сейчас придет Джулиус. И на этот раз, – он предупреждающе поднял палец, – я прошу тебя вообще ничего не говорить. Особенно о красоте мастерски нарисованных фаллосов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99