Рожать и воспитывать детей им кажется проще, чем работать и соревноваться с мужчинами. А мужчины это только поощряют!
— Конечно, — рассмеялся ее горячности Гагик. — Зачем им лишние соперники? Есть масса областей, где женщины могли в силу своих природных качеств преуспеть больше мужчин. Кто же в здравом уме будет приветствовать удачливых конкурентов? Разве в России или в Америке отпускали добровольно крепостных или рабов? За исключением нескольких прекраснодушных мечтателей.
— Значит, вы считаете, что женщина и мужчина изначально равны?
— Я считаю, что женщина и мужчина очень взаимозависимы на всех уровнях, но почему-то не хотят этого признавать, — примирительно подытожил Гагик. — Один мой приятель, очень хороший врач, заведующий неврологическим отделением в Первой градской и тоже, кстати, Гагик, рассказал мне удивительную вещь. Оказывается, что после шестидесяти, когда у людей идет мощная гормональная перестройка, супруги часто меняются ролями. Под действием нового гормонального баланса мужчина становится более философичен, мягок и эмоционален. Перед ним открывается мир природы, он с удовольствием начинает возиться в саду или сидит дома за книгами. Неведомые раньше мысли о бренности существования позволяют ему по-новому взглянуть на свою жену, увидеть ее душу, услышать тайные помыслы этой души. А женщина, наоборот, становится более честолюбивой, активной и социальной. Супруги словно меняются местами. Жена, всю жизнь укорявшая мужа, что он не может разделить с ней ее нежных психоэмоциональных состояний, теперь, когда он готов и способен ее выслушать, торопится на лекцию в городской лекторий или на встречу с районной общественностью по благоустройству дворов. Вот почему на свете так много активисток под шестьдесят во всех сферах жизни.
— А я-то удивлялась, почему многие мужчины остаются однолюбами и не меняют себе жен на старости лет. Ведь если бы все упиралось в биологию жизни, в то, что мужчина как самец должен разбросать как можно шире свое семя, было бы трудно объяснить, почему многие старые, но еще вполне импозантные и состоятельные мужчины не зарятся на молодух, хотя биологически, физически они еще в состоянии продлить свой род. Вместо этого они спокойно, комфортно и, главное, добровольно доживают свой век со старыми грымзами, любя и радуя их.
— Да, новое состояние души приоткрывает мужчинам внутренний мир женщины. За старой, ветхой ширмой они наконец-то могут разглядеть душу и мирятся с неизбежным увяданием плоти.
— А почему вы вообще об этом думаете? Ведь вам еще далеко до шестидесяти, — фыркнула развеселившаяся Анна.
— У меня растут две дочери. Совсем скоро они будут взрослыми женщинами, и я должен знать, как остаться им другом. Будучи отцом и мужчиной, я считаю обязательным дать им экономическую независимость, но выбирать свой путь они должны сами. И если они предпочтут карьеру и одиночество или даже одинокое материнство, я не буду вмешиваться. Я только должен сделать их выбор свободным. Любые родители должны знать, что они — уже прошлое, а их дети уже будущее мира. Мне претит, когда родители настолько полны чувством собственной значимости, что считают, будто они, лично они, — прошлое, настоящее и будущее вселенной, а их дети — только придатки к ним самим. Кстати, особенно этим грешат «великие» люди. Мне бы не хотелось повторять их ошибок.
— А вы великий? А! Наконец-то я вас поймала. Ага, смутились! И потом, Гагик, как это может быть — одинокое материнство? И это говорите вы, армянин?
— Что ж такого? Жизнь — сложная штука. Не надо думать, что в ее ловушки попадется кто угодно, только не ты сам.
Одинокое материнство! Конечно, вот чего она испугалась. Надо было идти до конца путем одиночества и свободы, рожать ребенка одной, воспитывать по своему усмотрению и не оглядываться на других, тем более что деньги были. Она, только она сама виновата в том, что с ней произошло, подумала Анна. Одно предательство всегда тянет за собой другое, и так до бесконечности, пока не задохнешься в паутине, как муха.
— Гагик, Гагик, я вам очень благодарна, — грустно сказала Анна.
— За что? — удивился тот.
— Не знаю. За то, что вы есть. Умный, богатый. Понимаете, богатый и нормальный. Вы — papa авис.
— Это еще что за птица?
— Вот именно. Это редкая птица.
Гагик смущенно всплеснул руками, и Анна вдруг обратила внимание, что руки у него красивые, запястья тонкие, пальцы длинные, лунки ногтей очерчены ровным полукругом. «Они, наверное, нежные, эти руки», — вдруг подумала Анна, сама смутилась неожиданности этих мыслей и заторопилась домой.
«Что я, дурочка, сделала со своей жизнью? Ведь у меня была свобода. Я могла бы родить ребенка от любимого и тетешкаться с ним всю жизнь, а не приковывать себя к какому-то Васечке. Неужели ничего нельзя исправить?
Еще вчера я сама презирала жен, которых бьют мужья. Считала, что они или мазохистки, если не уходят от своих уродов, или, как героини рассказов О. Генри, сами подставляются под зуботычины, ожидая потом примирительных подарков за побои. Или сами провоцируют ссоры своей склочностью, то есть виноваты не меньше мужчин. И вот я, уже дважды получив по морде, никуда не ухожу, тупо удивляюсь побоям и мирно рассуждаю по поводу дерьма, в котором оказалась. В чем же я виновата? Что красивее, умнее и образованнее мужа? В том, что смогла заработать деньги, которые ему в случае моего восстания придется отдавать? Но самое главное, как могло приключиться, что я его боюсь? По-настоящему боюсь. До тошноты и до дрожи. — В голове у Анны теперь крутилась одна и та же пластинка. — Сильнейший всегда порабощает слабейшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90