– Знаете, миссис Николсон, – сказал он, сдерживая ярость, – вам следует быть более осторожной, говоря с другими людьми. У меня тоже есть чувства.
– Очень сомневаюсь в этом. Если бы они у вас были, вы бы дважды подумали, прежде чем соблазнить невинную девушку вроде Джинны. Девственницу, если выражаться точно.
– Невинную? – Возмущение не помешало ему изумленно рассмеяться. – Это шутка. Вы не знаете свою падчерицу, миссис Николсон. Она едва не разорвала на мне одежду.
– Но до прошлой среды Джинна была девственницей. Или вы это отрицаете?
– Нет, не отрицаю. Почему я должен это отрицать? Я не стыжусь происшедшего. Я определенно не принуждал Джинну делать что-то против её воли. Мне не пришлось её принуждать. Ваша падчерица оказалась самой сексуально агрессивной девственницей, с которой я когда-либо сталкивался. Называя вещи своими именами, можно сказать, что она фактически затащила меня в постель.
Алексис отодвинула чашечку кофе. Ее длинные коралловые ногти заблестели в лучах холодного январского солнца.
– Она утверждает, что вы её изнасиловали.
– Что?
– Вы меня слышали.
– Я вам не верю. Это абсурд. Вы лжете. Джинна никогда бы не сказала такое.
Алексис встала, подошла к Тому и ударила изумленного парня по лицу.
– Как вы смеете называть меня лгуньей? Кем вы себя считаете? Вы всего лишь жалкий, распущенный лабух. Меня ещё никогда так не оскорбляли.
Эта сучка – сумасшедшая, подумал Том, откладывая в сторону свою гитару. Что за странный способ соблазнения мужчины? Потом, к своему изумлению, он ощутил знакомую пульсацию в его дорогих итальянских брюках. Он так привык к тому, что женщины вешаются ему на шею, что до настоящего момента не понимал, как наскучила ему их доступность. Напротив, высокомерие Алексис Николсон взбудоражило его, подействовало возбуждающе.
– Значит, я – жалкий и распущенный, да? – Злость и сексуальное желание Тома слились в единый полыхающий пожар чувств. – Таким вы меня считаете?
– Совершенно верно.
– Вы сами напросились, – пробормотал он.
Том схватил её за воротник и одним быстрым, резким движением разорвал ткань коралловой блузки. Пуговицы полетели на пол. Кошка выбежала из комнаты. Часы пробили два раза. Больше ничего не произошло. К удивлению Тома она не попыталась прикрыть свои обнаженные груди или защитить себя каким-то образом. Она просто стояла на месте, её длинные черные волосы падали ей на плечи, стальные глаза презрительно выдерживали его взгляд. На её губах блуждал легкий намек на улыбку.
– Что вы собираетесь сделать теперь? – спросила она.
– Трахнуть вас, миссис Николсон. Если понадобится, сделать то, что я не сделал с Джинной. Изнасиловать вас. – Растерзать, подумал он. – И вам это понравится.
– Посмотрим, – сказала она, когда Том схватил её.
35
Джинна вернулась домой из университета в ещё большем смятении, чем то, которое она испытывала, отправляясь туда. Она провела большую часть дня, переводя весьма содержательные «Мысли» Паскаля на английский и думая о Томе МакКиллапе на странном, бессловесном языке любви. Даже всезнающий Паскаль, похоже, терялся, размышляя об этом чувстве. Ему пришлось позаимствовать суждения Корнеля.
«Согласно Корнелю причины, порождающие любовь, вполне реальны, а её последствия ужасны.»
Джинна не нуждалась в гениях 17-го века, чтобы понять это. Том не звонил ей с прошлой среды, когда он избавил её от ненавистной девственности, и она стремительно сходила из-за этого с ума. Пять дней молчания. Сегодняшний не считается. Еще нет, подумала она, бросив плащ на кресло и помчавшись на кухню, где миссис Кук с усердием полировала серебро.
– Для меня нет сообщений? Кто-нибудь звонил?
– Кто-то звонил, мисс, но не вам. Вашей мачехе.
– О. – Шесть дней молчания. – Где моя мачеха?
– Отправилась за покупками.
Джинна не знала, почему она задала этот вопрос. Алексис вечно ходила по магазинам. Это занятие составляло её главный интерес в жизни, она посвящала себя ему ревностно, страстно, пылко. Оно помогало заглушить скуку и разочарование.
Теперь, когда Джинна снова жила дома, она поняла, каким пустым, незаполненным, лишенным любви было существование Алексис. Прежде Джинна была слишком молода, чтобы понять ситуацию. Она решила никогда не становиться такой, как её мачеха.
Внизу зазвенел дверной звонок.
– Любопытно, кто это может быть, – сказала миссис Кук.
Это была Алексис. На этот раз она пришла с пустыми руками. Обычно они были заняты покупками, а губы женщины – плотно сжатыми от усталости. Сейчас она казалась ликующей, счастливой.
– Я оставила дома ключи. – Алексис засмеялась, её коралловые губы были одного цвета с брюками, видневшимися под длинной шубой из рыси. Право, какая оплошность.
– Я думала, что ты делаешь покупки, – сказала Джинна.
– Верно, дорогая. Я велела доставить все сюда.
– Что ты купила?
– Сейчас вспомню. – Глаза Алексис радостно заблестели. – Блузку, шарф и ремень в «Эрмесе». Желтую фарфоровую розу в «Алджернон Эспри». Я решила, что она – именно то, в чем нуждается наша кухня. В дополнение к розе я купила фарфоровую вербу с сережками.
– Господи, – пробормотала миссис Кук. – Это уже чересчур экстравагантно, мадам.
– Ерунда. В каждой лондонской кухне должны стоять фарфоровые роза и верба с сережками.
– Для чего? – сказала миссис Кук самой себе.
Джинна изучающе посмотрела на мачеху. Алексис не относилась к числу людей, которые забывают ключи, к тому же она держалась странно, словно была слегка захмелевшей.
– Ты выглядишь не так, как после хождения по магазинам, – сказала Джинна.
– Правда? – Алексис снова засмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151