Он был обязан думать совсем о другом.
– Сказать по правде, тебя в тот момент отнюдь не занимали его мысли, а интересовала совсем другая часть его организма.
– Не будь таким вульгарным.
– Ах, извините, пожалуйста! Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала!
Препирательства с внутренним голосом продолжались до тех пор, пока она, чтобы отвлечься, не купила дорогую книжку в мягкой обложке – какой-то лихо закрученный детектив, в котором совсем не было никаких пикантных сцен.
Поужинав в одиночестве в кафетерии и приняв ванну, Клодия написала открытку Кейт и понесла ее вниз, в почтовый ящик на конторке администратора.
И кто же, как вы думаете, брал там ключ от номера?
О Боже!
Она повернула бы назад, но, поскольку Гай ее увидел, подошла как ни в чем не бывало к конторке, как ни в чем не бывало поприветствовала его, отдала открытку регистратору и повернула назад.
– Клодия!
Тон его не допускал возражений, что заставило ее замереть на месте.
– Да?
– Задержитесь на минутку. – Он забрал у регистратора оставленные для него сообщения и ключ.
Решительным жестом взяв ее за руку выше локтя, он отвел ее в сторонку, чтобы их не слышали окружающие.
– Я плачу вам немалые деньги за то, чтобы вы присматривали за моей дочерью, и мне не нравится, что вы ведете себя как капризная секретарша, которая воображает, что ее «обидели».
Его слова, произнесенные отчетливо и решительно, сразу же доходили до сознания. Гай Гамильтон был не из тех, кто мямлит. Он выражал свои мысли четко и понятно.
– Я не капризничаю, – как можно спокойнее произнесла Клодия, стараясь не обращать внимания на свои вспыхнувшие щеки. – Но после нашего утреннего разговора едва ли можно ожидать от меня лучезарных улыбок и приятной болтовни.
– Мне не нужны ни лучезарные улыбки, ни приятная болтовня. Я всего лишь хотел бы получить от вас краткий отчет о том, как моя дочь провела день.
Не успела она осознать, что это вполне законное требование, как он поразил ее еще больше.
– Извините меня, – сказал он, сердито взъерошив пальцами волосы. – У меня был очень тяжелый день.
Это было заметно. Сорочка помялась, узел галстука приспущен. Напряжение, в котором он пребывал, мало-помалу спадало. Ей показалось, что он напоминает туго сжатую пружину.
– Пойдемте присядем, – сказал он уже не таким резким тоном.
В холле были расставлены кресла, и они уселись в ближайшие.
Все существо Клодии словно разрывалось надвое. Одна половина все еще была обижена и желала уйти, но сквозь обиду уже пробивался ручеек сочувствия, а другая ее половина… Ей чуть ли не захотелось принести ему холодного пивка и помассировать плечи, чтобы снять напряжение.
Но это, конечно, только теоретически. Но не на практике – нет уж, увольте! Тем более после вчерашнего вечера.
– Извините, – сказала она небрежным тоном, – мне не следовало убегать подобным образом, но я не хотела… повторения…
– Чего?
– Повторения утреннего разговора. – Не дав ему ответить, она продолжала: – Сегодня день прошел хорошо. Аннушка утром начала работу над заданием по английской литературе, в обеденный перерыв сходила в бассейн и вернулась к себе около двух часов.
По ее словам получалось, что между ними все идет хорошо, тогда как на самом деле к Аннушке снова вернулось ее брюзгливое настроение, граничащее с неприкрытой грубостью.
– Я зашла за ней еще раз около семи часов, чтобы спросить, пойдет ли она на ужин, но ваша дочь уже заказала гамбургер и чипсы в номер. Короче говоря, все прошло прекрасно. – Улыбнувшись приветливо, но по-деловому, Клодия поднялась с кресла. – Отчет закончен. Спокойной ночи.
С этими словами она быстро направилась к лифту.
«Поторопись, – безмолвно умоляла она лифт, который не спеша поднимался на третий этаж. – Поторопись, иначе он…»
Она не ошиблась. Он подошел к лифту. Они молча стояли, пока на табло высвечивались цифры и лифт наконец остановился.
Не отрывая взгляда от табло, Клодия раздраженно думала, почему это люди так медленно входят в лифт и выходят из него. Такое же раздражение вызывали у нее пассажиры самолета, которые надолго занимали туалет, не обращая ни малейшего внимания на выстроившуюся очередь, похожую на гусеницу со скрещенными ногами, которая вытянулась чуть ли не до салона туристского класса. Все уж начинали думать, что закрывшийся в туалете пассажир либо страдает неудержимым поносом, либо просто решил принять ванну и вымыть волосы в крошечной раковине.
Когда дверцы наконец раскрылись, из лифта вышли двое мужчин лет под пятьдесят, разговаривая между собой по-немецки.
Нажав на кнопку, Гай встал в сторонке и наблюдал за ней. Даже не глядя на него, она чувствовала на себе его взгляд. Лифт двинулся вверх. Он спросил:
– Наверное, вы поужинали?
– Конечно, а вы?
– Нет.
Ей пришлось взглянуть на него.
– В таком случае почему бы вам не пойти прямо в ресторан?
– Я хочу сначала принять душ и переодеться.
У номера дочери он остановился. На дверях висела табличка: «Просьба не беспокоить».
– Табличка висит здесь почти целый день, – сказала Клодия. – Чтобы отпугивать уборщиков. – Пожелав ему спокойной ночи, она пошла дальше.
Она услышала, как Гай постучал в дверь, и, уже вставив ключ в замочную скважину, оглянулась. Аннушка, очевидно, либо спала, либо не пожелала отвечать. Взглянув на часы, он устало вздохнул, оставил свою попытку достучаться и отправился в свой номер.
Клодия закрыла дверь и улеглась в кровать с детективным романом, но, прочитав несколько страниц, поняла, что он не более увлекателен, чем древнеегипетская рукопись. Отложив книгу, Она улеглась на спину, заложив руки за голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109