— Это же робот…
— Что такое робот, братец Принцесса?
— Я просила тебя не называть меня братцем! Робот — это механический человек…
— Механический что? — не понял я.
— Ну, механический братец. Слуга.
— Чей слуга? — встрепенулся я.
— Да всех, кто тут живет.
— И Самого Братца Президента?
— Конечно.
— Ты что, хочешь сказать… — В глазах у меня потемнело окончательно. — Ты хочешь сказать, что под Самим Братцем Президентом тоже есть слуги?
— Ну хозяин, если тебе так больше нравится. Что-то вроде счастливчика, но только механического.
— Понятно, — успокоился я. Ну, заговаривается братец, так ведь он с приветом. — Ничего себе счастливчик, быть бы мне таким счастливчиком с такой-то короной!
Братец Принцесса вдруг здорово разозлилась, а разозлившись, сорвала с головы и спрятала в сумочку свою двадцатиоднозубую красавицу.
— Когда ты со мной, ни перед кем, слышишь, ни перед кем не смей снимать свою дурацкую корону!
Несколько минут после этого приказа мы молчали. Самодвижущаяся дорожка свернула за угол одного из домов. Я увидел магазин, в витринах которого было и то, чего не было, так как этого не могло быть никогда. Я подумал, что это мне только кажется от темноты в глазах, отвернулся, но увидел кое-что еще почище в витринах магазина напротив того магазина, в витринах которого мне казалось. Это «еще почище» мне казалось вдвойне. Отворачиваться больше было некуда. Тут мой умный ум решил, что я свихнулся окончательно и что, скорее всего, магазины мне тоже только кажутся. Я спросил:
— А в Великой Мечте есть магазины?
— Ты что, не видишь? — удивилась братец Принцесса.
— Вижу, но только я думал… А я думал, что тут все бесплатное.
— Для тех, кто тут прописан, действительно бесплатное.
— Зачем же тогда магазины? Я думал, все, что только захочешь, тебе доставляют прямо в твой шикарный дворец.
— Доставляют, если захочешь.
— Ну вот, я же говорил братцу Моне Лизе… — Вспомнив о братце Моне Лизе, я замолчал, но ненадолго — меня разбирало на части любопытство и выяснив, что ничего мне не казалось, я вертел короной из одной стороны в другую. — А я думал, что в Великой Мечте живут только братцы из Кабинета Избранных, а тут вон сколько братцев…
— Двадцать первый ярус свободно посещают девятнадцати— и двадцатизубочники. начала объяснять мне братец Принцесса, — а также приезжающие в Наш Дом из других Домов, особенно — с Верха…
— Не может быть. Не могут сюда приезжать приезжающие с Верха псевдобратцы — у нас с ними теплая война.
— А они все равно приезжают.
Я спорить не стал. Ну, заговаривается братец, ну и ладно… Что же это мы строили Великую Мечту для того, чтобы в ней делали покупки псевдобратцы?! Во заговаривается! А братец Принцесса продолжила:
— Прописку Великой Мечты имеют только Избранные, включая сюда оппозицию, и члены их семей…
— Что такое «семья», Принцесса?
— Группа людей… ну братцев, живущих вместе… А также многочисленные роботы, их обслуживающие. В нашем дворце, например, около сотни роботов. Моя мать говорит…
— Что такое «мать»?
— Пилатик, ты не знаешь? Мать — это женщина… это братец, несколько от тебя физиологически отличающийся, которая меня родила.
— Братец, которая тебя… что?
— Родила. Это как?
— А как, по-твоему, появляются дети?
— Маленькие братцы?
— Ну да, маленькие братцы.
Этот коварный вопрос в Нашем Доме обсуждать было не принято, считалось, что появление на свет маленьких братцев является одним из домовых таинств, правда, из разряда таких, о которых, согласно инструкции, все братцы имели ясное представление.
Я услышал, как в моем желудке загудело от напряжения мысли в извилинах кишок.
— Всем известно, хотя об этом и не говорят, — спокойно сказал я, — что иной раз братцам, несколько от меня физиологически отличающимся, через пупок в живот наши братцы мыслеводители из Кабинета Избранных надувают пепел покинувших этот Наш Общий Дом братцев, который не весь рассеивают по тому ярусу, где ушедший братец был последний раз прописан. Чтобы надутый в живот пепел мог оплодотвориться находящимися в нем мыслями Самого Братца Президента. Живот от этого начинает пухнуть маленьким братцем, которого через установленное Самим Братцем Президентом в специальном циркуляре «О набухании» время оттуда вырезают мыслеводимые Самим Братцем Президентом братцы кесари. Возродившись в новом братце, ушедший братец продолжает свое снисхождение вниз, причем именно с того самого яруса, которого достиг при прежней жизни, чем достигается полное равенство наших возможностей.
Я замолчал. Братец Принцесса сначала кашлянула, а потом спросила:
— Надувают и вырезают?
— Конечно, надувают, а как же иначе мог бы проникнуть в живот маленький братец? Конечно, вырезают, а как же еще маленький братец смог бы выйти из живота? Опять через пупок, что ли? Это все неопровержимые факты, точно установленные нашей мыслеводимой Самим Братцем Президентом самой научной во всем Нашем Общем Доме наукой.
— Иначе? Ну как… Вот если, например, мы сегодня трахнемся…
Я протестующе замотал короной.
— Это слово нехорошее!
— Трахнемся?
— Да. И я очень тебя прошу нехорошие слова при мне не произносить.
— Почему же оно нехорошее?
— Потому что оно плохое.
— Почему плохое?
— Потому что в приличном обществе его не принято употреблять.
— А в твоем приличном обществе принято заниматься тем, что это слово обозначает?
— Естественно. Хорошее это занятие? Еще бы!
— Почему же тогда хорошее и принятое в приличном обществе занятие нельзя называть обозначающим это занятие словом?
— Почему-почему… Да потому что оно нехорошее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60