Вот-вот они уберутся, дальнейшее же куда проще.
И вдруг в хижине раздался пронзительный вопль. Солдаты в изумлении обернулись. У них на глазах вверх подскочили две половицы, из открывшейся под ними ямы выпрыгнул негр с посеревшим от страха лицом.
– Вот он! – торжествующе взревел сержант. Негр одним прыжком оказался за дверью и понесся к зарослям кустарника. Не в силах опомниться, солдаты лишь растерянно смотрели ему вслед.
– Стреляйте же, мерзавцы! – заорал сержант. – Огонь!
Один из солдат вскинул ружье и, не целясь, нажал на спуск. Громыхнул выстрел, но негр продолжал бежать. Вторая пуля также его миновала. До кустов оставался десяток шагов, когда пальнул третий солдат. Со стоном беглец схватился за поясницу и рухнул наземь.
Сержант перевел взгляд на Игнасио, и в его черных глазках-пуговках засветилась злобная радость. Указав на него рукой, он велел:
– Взять этого человека!
Раздался финальный музыкальный аккорд, экран телевизора на миг погас, а затем дикторша с улыбкой сообщила:
– Дорогие зрители, вы смотрели седьмой эпизод кубинского многосерийного телефильма "Жизнь Игнасио". Следующий, восьмой эпизод, смотрите в среду, в…
– Черт побери! – воскликнул мальчик, сидевший перед телевизором.
– Филипп! – строго глянул на него Лемхович. – Сколько раз повторять насчет сквернословия?
– Ладно, только это нечестно! – обиженно пробормотал мальчик.
Выключив телевизор (началась рекламная передача), Лемхович повернулся к сыну:
– И что же, по-твоему, нечестно?
– Да все это… – Филипп неопределенно кивнул в сторону экрана. – Почему Игнасио сидел спиной? Ему бы только чуть в сторону повернуться… Тогда и змею бы увидел, прогнал бы. Толстяк так и так уже собирался уходить.
Отец пожал плечами.
– Что ж, фильм снят, изменить его нельзя. Таким он останется навсегда – для всех зрителей, когда бы его ни показали. Хоть десять раз смотри, змея так и будет заползать в хижину.
– Знаю, знаю, – нетерпеливо согласился мальчик. – Я другое хотел сказать. Нельзя ли Игнасио дать хоть какую-то свободу?
Лемхович немного подумал. Подстраиваться к уровню восприятия ребенка он считал неправильным и с сыном предпочитал разговаривать, как со взрослым. По этому поводу Марта иногда ворчала, но Филипп был доволен.
– Понимаю твою мысль, мой мальчик, да только это невозможно. В конце концов, Игнасио, которого ты видишь на экране, – всего лишь подвижное изображение, не принимающее решений, не обладающее собственной волей. То же самое справедливо для всей экранной действительности. Будучи раз зафиксирована, она уже не может меняться. За создание фильма мы платим дорогой ценой – ценой отказа от случайности, этого неотъемлемого элемента реальной жизни.
Глаза Филиппа непримиримо засверкали.
– Слушай, папа, не морочь мне голову! – заявил он непочтительно (в спорах такие вольности ему дозволялись). – Объясни лучше по-человечески, почему не предоставить Игнасио свободу.
Лемхович вздохнул. Значит, и этим вечером ему не удастся поработать. Статья снова останется недописанной, а ему, хоть в редакции уже сердились, придется вести с сыном спор на совершенно бессмысленную тему.
В тот миг он и предположить не мог, что через каких-нибудь пять лет именно эта тема принесет ему Нобелевскую премию.
Сидя в телестудии, Лемхович вспоминал тот далекий вечер и собственную растерянность перед лицом мальчишечьего упрямства. Вспоминал, как долго крутился в постели, напрасно стараясь победить бессонницу. Где-то к полуночи он осторожно, чтобы не разбудить Марту, встал и поднялся на чердак, принялся рыться в старых журналах. Он точно помнил, что о чем-то подобном читал. Искомое действительно обнаружилось – утонувший в пыли пожелтевший номер "Журналь де ль'электронисьен" за 2003 год со статьей Шарля Терлье.
– На следующий день я приступил к самым общим вычислениям, – продолжал свой рассказ профессор. – Прикинул, какой объем памяти необходим компьютеру, чтобы разыграть историю Игнасио. Получались чудовищные цифры, я готов был все бросить. Но понимал, что идея стоящая. Если мое начинание удастся, мир обретет новое искусство – автономный телевизор, способный до бесконечности разыгрывать любую заданную нами историю. Кажется, название "видеон" именно тогда и пришло мне в голову. Не очень-то удачное, но, как видите, прижилось…
Научный сотрудник откашлялся.
– Вы говорили о трудностях, я вполне могу их себе представить. И как же вам все-таки удалось их преодолеть?
– Видите ли, на первом этапе работы я руководствовался простейшей принципиальной схемой будущего аппарата. Сейчас я вам ее набросаю…
Достав из кармана листок, он изобразил следующее:


Одна из камер заглядывала профессору через плечо, передавая схему на экраны мониторов.
– Ага, – понимающе закивал научный сотрудник. – Эта схема и сейчас применяется.
– Да, она чересчур проста, чтобы претерпеть изменения, хотя в один прекрасный день, наверное, произойдет и это. Вопрос, однако, состоял в том, как реализовать идею на практике. Я тогда работал в одной экспериментальной лаборатории. Руководство института предложением заинтересовалось, дало мне, так сказать, зеленую улицу. Как раз к тому времени была закончена разработка новой долговременной памяти для универсальных ЭВМ космических станций. С огромным трудом нам удалось добыть один из первых экземпляров. Мы решили, что теперь-то у нас все пойдет как по маслу. На самом же деле проблемы только начинались.
Лемховичу вспомнился тот наивный энтузиазм, с которым он набросился на работу. Он тогда всерьез верил, что проект будет готов максимум за шесть месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43